Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

С матерью и лордом Ривэном, конечно же, было гораздо хуже. Значит, нет смысла так долго тянуть перед перебирающим чётки миншийцем — что бы ни таилось на самом деле в его голове.

— Если я правильно поняла, одна из женщин-драконов, — Уна нервно улыбнулась. — Точнее, из Эс…

— Эсалтарре, — вежливо, почти шёпотом подсказал Шун-Ди.

— Да, Эсалтарре… Спасибо… Так вот, она… Подарила Вам своё яйцо?

Шун-Ди кивнул. Из-за полумрака Уна не могла угадать выражения его лица — к тому же между ними шла Индрис.

— Подарила и завещала. Только не мне, а Вам. Её имя — Рантаиваль Серебряный Рёв, и она хотела, чтобы её сын достался именно Вам. Мой друг видел Ваш образ в её мыслях.

— Всегда хотела знать, насколько сильны драконы в телепатии, — пробормотала Индрис.

— Очень сильны, — серьёзно ответил Шун-Ди.

— Ваш друг? — переспросила Уна, нащупав наконец главное. Ей казалось, что она снова решает задачки или постигает миншийскую философию под скучающей указкой профессора Белми — либо до рези в глазах, запоем, читает в библиотеке Кинбралана те книги, к которым он и близко её бы не подпустил. — Но где же он сам? Почему не пришёл вместе с Вами и не познакомился со мной?

Шун-Ди внезапно остановился, вздохнул и неохотно спрятал чётки в карман. Щелчком пальцев Индрис зажгла голубоватый магический огонёк, и в слабом свете стало видно, что глаза миншийца погрустнели ещё сильнее.

— Вы правы, миледи. Уже пора… Лис!

Раздался негромкий шорох, мягкое скольжение — и высокая тонкая фигура выступила из-за осин. Уна не сразу поняла, откуда возникло столько режущего, янтарного света. Потом до неё дошло: так сияют глаза.

Глаза оборотня.

— Добрый вечер, — промурлыкал Лис. Голос был глубоким и сладким — как у менестреля, — но с дикими, совершенно чужими нотками, от которых у Уны неприятно сжалось что-то внутри. Кожа Лиса была смуглой, как и у Шун-Ди, по скуластому лицу с острым подбородком бродила странная усмешка. Кончики ушей тоже казались чуть более острыми, чем положено для людей, — но, возможно, всё дело в сумерках.

— Добрый вечер.

Лис шагнул вперёд и, оказавшись рядом с Шун-Ди, по-хозяйски положил длиннопалую руку ему на плечо. Он пришёл босым; заметив голые узкие ступни из-под плаща и штанов, Уна решила было, что ей мерещится. На левом плече Лиса возлежал хвост роскошных, похожих на золотые нити волос (и зачем такие мужчине?…) — в полумраке они тоже светились изнутри. Чувство опасности поднялось в Уне с новой силой, заставив зеркало вжаться в пояс.

Друг Шун-Ди был кем угодно, только не человеком. Это ощущалось мгновенно — словно фальшивая нота в пении или особый запах.

От Лиса пахло диким золотом, музыкой и кровью.

Но дело всё-таки было не в глазах и не в хвосте, навязчиво напоминающем другой хвост… Уна перевела взгляд на правое плечо Лиса — и больно прикусила язык. Там кое-кто сидел.

Серебряная чешуя по всему телу и узкой мордочке. Мирно сложенные кожистые крылья. Изящный выгиб шеи.

И два непостижимых, невероятных драконьих глаза, уставившихся прямо на неё.

Лис ликующе оскалился (назвать это улыбкой точно было нельзя):

— Познакомьтесь, миледи — это Иней. Он рад встрече с Вами… Правда же, Иней?

Маленький дракон запрокинул голову; в горле у него что-то зашипело, булькнуло — и Лиса с Шун-Ди полностью скрыло густое облако пара, расползшееся по аллее горячим серебром.

Уна не помнила, как очутилась в этом облаке, как протянула руку, чтобы коснуться мелкой и нежной, ещё не отвердевшей до конца чешуи…

Но, когда она всё-таки дотронулась до Инея, время исчезло. Память древнего, непонятного существа — матери-драконицы — вратами распахнулась перед ней. И за этими вратами лежало совершенно другое Обетованное.

Личная карета наместника Велдакира въехала в город через Ворота Астрономов утром пасмурного дня. Стражники в плащах с гербом Альсунга ударили кулаками в грудь, а со светлокаменных стен Академии протрубили герольды — правда, как-то приглушённо, будто стесняясь. И действительно: к чему превращать в событие традиционный приезд старика, подотчётного высшей власти?… Точно так же наместник возвращался в Академию трижды в год: ранней весной, в пору таяния снегов, накануне праздника урожая — в последние дни лета, — и в разгар осени, когда деревушки и фермы, окружавшие Академию-столицу, вместе со шпилями башен «настоящей Академии» (некоторые ти'аргские лорды до сих пор выражались именно так), обрастали рыжей листвой, пожухлой травой и туманом.

Даже сейчас, трясясь в карете, наместник ощущал гниловато-затхлое дыхание осени, распылённое в воздухе. Оно проникало внутрь через толстую занавеску (наместник предпочитал путешествовать с открытыми окнами — особенно с тех пор, как к болям в печени добавилась периодическая тошнота и приступы удушья). Чем это вызвано, к чему ведёт и сколько значит в такие моменты свежий воздух — в нём хранилось спокойное, отстранённое знание врача обо всём этом. Подъездная дорога ко рву и городским укреплениям была вымощена и старательно вычищена (наместник уделял ей большое внимание: сотни людей каждый день въезжали в Академию и покидали её, а у них должно было создаться соответствующее представление о мощи и благополучии Ти'арга — как части великого Альсунга, разумеется…) Каменотёсы когда-то хорошо поработали с булыжником и плиткой, придав им — насколько возможно — квадратный облик: в честь четырёх богов Обетованного. Хоть число столичных адептов Прародителя и растёт, для большинства ти'аргских лордов, торговцев и простого люда это не пустая деталь.

Сам наместник не верил в богов — а иногда при мыслях об этом до сих пор с трудом удерживался от усмешки. Он получил слишком хорошее образование, знал слишком много о людском теле и людской природе вообще, чтобы верить. Но выказывать уважение к крылатому Эакану, старухе-Дарекре, водной деве Льер и Шейизу, владетелю огня, так важно, что это и не обсуждается. По крайней мере, в Ти'арге.

Вторая, летняя поездка была самой приемлемой по состоянию дорог и мостов, а также (что довольно значимо) перевалов в Старых горах — зимой многие из них становились неодолимыми из-за холода и длинных снегопадов. К тому же наместнику нравилось наблюдать за жизнью ти'аргцев, проезжая через маленькие северные городки, скорее напоминающие крупные посёлки — те, где три-четыре сотни жителей уже считаются почти толпой. За последние двадцать лет таких городков в предгорьях и Волчьей Пустоши выросло, словно грибов после дождя — или змеёнышей после хорошей подкормки… В этот раз, одолевая Волчью Пустошь, наместник с надеждой думал о том, что когда-нибудь она потеряет право зваться Пустошью.