Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

С этим трудно было не согласиться, но Уна сделала голос до максимального правдоподобия ледяным. Слава Шейизу и Дарекре, скользкая тема прервана. На лбу у неё выступил пот.

Мастер Фаэнто, его учитель и друг. Лорд Ривэн тоже упоминал его.

И его смерть.

— Эта «курица» иногда, между прочим, убирает твою комнату и чистит твои сапоги. Мог бы проявить уважение… И вообще, — она не удержалась от едкости, — с какой бы стати тебе разбираться в таких вещах? Этот Лис настолько очарователен, что околдовал и тебя?

Гэрхо дёрнул плечом — увы, без обиды или смущения.

— Он занятный. Не дурак, знает пару сотен песен… О западе рассказывает так, что заслушаешься. Вдобавок я давно хотел увидеть превращение оборотня, а его можно долго и не просить.

Уна попыталась отогнать навязчивый позыв самой увидеть это — причём как можно скорее. Двое Отражений, она сама, а теперь ещё Лис-оборотень… Не многовато ли магии, Кинбралан, на твои дряхлые стены?

— Так чего они оба хотят? Лис и этот… Шун-Ди?

— А я, собственно, сейчас как раз от Лиса, — Гэрхо потянулся, хрустнув пальцами. — Сказал, что ты вернулась. Они оба приглашают тебя на встречу. Вечером, в осиновой аллее.

Уна приподняла бровь.

— Почему не в замке? Не в большом зале во время обеда?

— Они обедают у себя. Всегда.

— И ставят мне условия?

Гэрхо не ответил, сосредоточенно рассматривая ободки грязи у себя под ногтями. Уна выдохнула сквозь стиснутые зубы. Что ж, если ставят — она уступит. В первый, но единственный раз.

— У них к тебе важное дело, насколько я понял. И ещё… подарок.

— Подарок? — Уна вдруг осознала, что уже несколько секунд теребит цепочку кулона с сапфиром — подарок дяди Горо она теперь не снимала. Что же это за… не сказать — люди, но… гости? И так ли уж неправа была Савия, говоря о толстом богаче Шун-Ди «ненормальный»?…

Он, впрочем, может вовсе не быть толстым. Как и богачом. И с ним необязательно приехала толпа полуслуг-полурабов с мешками настоек и мазей.

— С Шун-Ди больше никого не было, — сказал Гэрхо, будто (только ли будто?) прочитав её мысли. — Один Лис. Ну, и ещё твой подарок, — ухмылка Отражения стала хищной — как у вора-карманника, чьи глаза разбегаются от толстых кошелей на рыночной площади или в таверне. — Мамочка просто в восторге от него. Когда пойдёте на аллею, миледи, не забудьте прикрыть чем-нибудь руки и плечи. Нет, дело не в строгих нравах Минши… — взглянув ей в лицо, Гэрхо прыснул от смеха. — Просто подарок обожает царапаться.

— Спасибо за предупреждение, — спокойно произнесла Уна — так спокойно, что любой из знающих её наверняка бы насторожился. — Но ты пойдёшь туда со мной. И Индрис тоже.

Купец из Минши оказался совсем не тем, кого Уна успела себе представить, — не надменным круглобрюхим типом, на складчатом лбу которого отпечатались вычисления доходов, расходов и издержек. Шун-Ди (или Шун-Ди-Сан — как уважительно обращались к нему Отражения, смущая Уну, очень отдалённо знакомую с миншийскими обычаями) был молод — ему явно ещё не пошёл четвёртый десяток. А если снять с него тёмную куртку, скрупулёзно застёгнутую на все крючки до единого, и убрать из руки желтоватые чётки, которые купец непрерывно перебирал, он вполне мог бы сойти за ровесника Уны.

Ей впервые представилась возможность полноценного разговора с миншийцем — к тому же отлично знающим ти'аргский и вообще, судя по всему, неплохо образованным. Лорд Заэру тоже был интересен, конечно, но дорелийцы есть дорелийцы… Куда им до бронзовокожих, пропахших корицей и морем островитян, за каждым движением которых открывается пучок смыслов? Уна с трудом сдерживала полудетское любопытство, стараясь не цепляться вниманием за странный выговор Шун-Ди, его чётки, чёрные глаза и аккуратно подстриженную бородку. Миншиец держался очень далеко от Уны — всё время брёл по другой стороне аллеи, будто боялся непочтительно наступить на тень, — и ей приходилось напрягаться, чтобы расслышать тихий, сдержанный рассказ. С другой стороны, Уна не имела ничего против такой уравновешенности, особенно после кривляний Гэрхо.

Даже несмотря на клеймо в виде павлиньего пера, тускло краснеющее на лбу Шун-Ди. Рабское клеймо.

Уна отводила взгляд — не могла ничего с собой поделать. Ей это казалось чем-то вроде телесного изъяна или уродливого родимого пятна. Чем-то, что лучше игнорировать. Так гости Кинбралана старались не упоминать немощь отца… Лорда Дарета.

Индрис, наоборот, то и дело забегала вперёд и беспечно заглядывала в лицо Шун-Ди — сколько бы тот, краснея, ни отводил глаза. Пару раз Уна испытала неуместный порыв сделать наставнице замечание: она и то знала, какой дерзостью считается в Минши зрительное прикосновение к неблизкому человеку. Может быть, большей, чем прикосновение буквальное. Индрис это было, конечно, известно, но она продолжала с улыбкой забрасывать миншийца вопросами о его родном острове (он назывался Маншах — и Уна со стыдом поняла, что не помнит его по книгам и картам), о семье, об аптечных лавках, о садах и полях, на которых выращивают растения для масел…

О целях его приезда. О магии в Минши.

О путешествии на западный материк — подумать только — на полтора года!.. Уну скручивала зависть — и в то же время ей было как-то не по себе. Так вот он, этот момент: перед ней тот, кто «живьём» видел драконов, беседовал с кентаврами, слышал гортанные напевы русалок, под звучание которых, должно быть, мурашки пробирают от пяток и до корней волос… Тот, кто дышал воздухом заветной земли Обетованного, где магия свободна. Почти как герои сказок и легенд.

Так почему же Уна не чувствует ничего особенного? Почему он живёт, как обычный человек — и мнётся, и откровенно опасается волшебного зеркала у неё на поясе, и робеет, как все, перед её знатной кровью?

Шун-Ди смущённо кашлял, от волнения вдруг начинал картавить и искажать ти'аргские слова. Он избегал подробностей о своей удивительной экспедиции — настолько рьяно, что за время их прогулки начало темнеть. Песок и мелкие камешки шуршали под ногами Уны; Синий Зуб в конце аллеи впитывал сумеречную черноту, а мох на его выступах прятался, сливаясь с камнями. Круглые листья осин, как всегда, трепетали, после заката становясь особенно хрупкими — какими-то полупрозрачными. Примерно четверть их уже облетела, да и остальные распрощались с летней свежестью.

Уна смотрела на тонкие стволы, устало слушала Шун-Ди, шикала на Гэрхо, который, не стесняясь, зевал до вывиха челюстей (чинная ходьба быстро надоела ему — ещё бы, ведь издеваться над Уной в её комнате куда увлекательнее) — и осознавала, что обязана задать главный вопрос. Сколько же ещё, во имя старухи Дарекры, её будет мучить миг этого главного вопроса? Почему всегда так не хочется, и горько, и страшно его задавать — но не обойти и не спрятаться, как не переплыть без корабля море?…