Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Люв-Эйх мало кого из рабов знал по именам, но молодой Ван-Дир-Го с добродушным уважением звал старушку Сен-Ти. Появление трёх чужеземцев в доме, казалось, изумило её меньше всех. И всё же Альену становилось не по себе, когда он чувствовал на себе её взгляд.

Циновка старухи была крайней. Она съёжилась на ней в бесформенный комок, придвинувшись поближе к узкой щели-окну, в которую алчно лезли цветущие ветви из сада. И с присвистом, слышным даже от входа, вдыхала медвяный запах.

Альен — прямо как был, в маске — вдруг понял, что ему не хватает воздуха, причём дело не в погоде и тесноте. Кожу стало покалывать, а голову смутно повело; он не понял, как устоял на ногах. Мартышка доела банан и, взвизгнув, швырнула в него кожурой — неизвестно, что возбудило её недовольство, — а потом спрыгнула с балки на пол и понеслась к старухе, скребя лапками по подушкам. Теперь Альена, разумеется, заметили даже в тени. Послышались ахи и охи; рабыни кутались в покрывала, падали ниц, закрывали ладонями глаза — точно злого духа увидели.

Сен-Ти без улыбки потрепала по загривку мартышку, нырнула морщинистой ручкой в какую-то корзинку и достала оттуда виноградную кисть. Настроение обезьяны немедленно улучшилось: как и Люв-Эйх, еде она всегда была рада. Альен двинулся к старушке, уже не прячась и осторожно обходя циновки.

Девушки сбились в кучу и возбуждённо перешёптывались: если его и узнали в этой дурацкой маске, то далеко не все. Значит, затея хоть наполовину удалась; Альен мог применить маскирующие чары, но теперь был рад, что решил этого не делать.

Ибо слишком хорошо понимал, что почувствовал, когда чуть не упал в обморок. Что свернулось таким же уютным, безобидным калачиком на дне старых глаз рабыни.

Магия. Очень сильная, хорошо подкованная — и надёжно спрятанная магия. Надёжно, но не для Повелителя Хаоса.

— Я напугал тебя, прости. Мы можем поговорить?

Сен-Ти безотрывно смотрела на него, будто красно-золотая поверхность маски не была для неё преградой. Она совсем не боялась, и взгляд тёмных глаз был не по-старушечьи ясен. А вот запах был ожидаемым — ещё за несколько шагов от циновки Альен поморщился, ощутив тёплую затхлость. Точно вошёл в старый, давно заброшенный отдел библиотеки, где годами копилась плесень.

— Сен-Ти? Так ведь тебя зовут?

— Сен-Ти-Йи, — надтреснуто прошептала старушка и опять погладила обезьяну. Альен отметил, что она не пытается вскочить и тем более кланяться: может, приняла его игру, а может — действительно не узнала. Старики забывчивы, даже если они волшебники.

— Йи — значит «почтенная»? — спросил Альен и, пододвинув к себе подушку, осторожно присел напротив. Пристройка пустела: девушки и женщины постарше спешили собраться и упорхнуть, бурно сплетничая вполголоса. Альен расслышал обрывки их фраз и сделал спокойный вывод о неизменности женской природы. Что на материке, что на островах Минши они лепечут об одном и том же.

Возможно, так обстоит дело и в западных землях за морем. Если есть тауриллиан-женщины, то какие они, интересно?…

— Йи — значит «мать», — исправила старушка и убрала за ухо посеребренную прядь. Вблизи она казалась ещё меньше — точно сморщенная тряпичная кукла. Довольно уродливая, пожалуй. Может, среди своих рабов Люв-Эйх хочет видеть такое же разнообразие, как среди вещей?… С него станется — благо золото и досуг часто развивают у людей нездоровое воображение. — Только слово другое. «Мать».

— Так называют всех матерей? — Альен твёрдо решил не выдавать своих намерений. Усилием воли он прикрыл мысли плотной пеленой — так, чтобы до рабыни не донеслось ничего лишнего. Смешно, конечно, рассчитывать встретить в этом полухлеву телепата уровня Нитлота, но когда в Обетованном хозяйничает Хаос… — Я прибыл издалека, но изучал священное наречие. И ни разу не слышал такого обращения.

— Так зовут тех, чьи дети ушли к Прародителю, — спокойно сказала старушка. Обезьяна не больно куснула её за коричневый палец, и морщины на щеках разбежались от улыбки. — У недостойной был сын, и он умер.

— Мне очень жаль.

— А мне нет. Так должно было случиться.

Логичнее было бы ждать слёз и ударов себя в грудь, чем такого странного равнодушия. Альен будто ненадолго попал домой, пред очи покойной матери…

— Ты не рассказала, что случилось дальше, мама!

— Спи, завтра у нас много дел.

— Но рыцарь победил тролля?

— Конечно. Рыцари всегда побеждают.

А в глазах — скука, вечная, смертельная скука, холодная, как утренний туман… Она не здесь, эта женщина, и руки у неё ледяные, и во взгляде читается: оставь меня в покое, жалкий комок плоти. Оставьте меня все в покое, освободите наконец от всей этой мерзости, с какой стати я должна любить вас, с какой стати должна каждый раз умирать от боли, чтобы снова и снова кормить и рассказывать сказки?…

Тогда она, кажется, носила Дарета и в своём бархатном платье казалась большой, красивой и строгой, как синяя гора.

— А я буду рыцарем?

— Ты будешь лордом, как отец. А рыцарем станет Горо.

— А если он не захочет?

— Что значит «не захочет»?… Спи, не выдумывай.

Альен вздрогнул и вернулся в действительность. Проклятая память. Когда-то он гордился способностью запоминать всякие мелочи — когда она ещё не иссушила его изнутри.

— Почему должно? Он был болен?

Старушка изучающе прищурилась и впервые ответила не сразу.

— Нет. Он заслужил наказание.

— За что?

— Он помогал злым людям. Очень злым.

— Каким? Из Минши или с материка?

Сен-Ти-Йи склонила набок крошечную головку — жест был совершенно птичий — и, неопределённо улыбаясь, в унисон с мартышкой отщипнула от кисти виноградину.

— Недостойная не знает, кто почтил её разговором. Почему недостойная должна рассказывать о том, что давно прошло?

— Тебе так важно, кто я?

— Господину тоже важно, раз он не снимает маску.

А ведь умна, не на шутку умна эта старушонка… Альен с трудом сдержал улыбку: угадал.

— Я не сниму её. А имя моё тебе ничего не скажет.

— Господин прав, что не снимает, — старушка мотнула головой в сторону последней молодой рабыни — та возилась, вплетая камешки в волосы, — и неодобрительно пожевала губами. — Здесь у стен есть уши, а у окон — глаза. Если кто-нибудь в маске, никто не посмеет сказать: «Он был там-то и делал то-то, хотя ему нельзя там бывать». Ибо видна только маска.

— Верно, — кивнул Альен. — Значит, я не ошибся, когда подошёл к тебе?

— Недостойная не понимает господина. Клюв маски искажает его слова.

Вот ведь лукавое создание… Альен теперь уже не сомневался, что она знает больше, чем говорит. Жаль, что золото боуги и альсунгские кристаллы утонули — подкупить нечем…

— Где ты училась? — быстрым шёпотом спросил он. — Не в Долине Отражений, ведь так? Что происходит с рабами, у которых есть Дар?