Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Дальше шло уже известное, но оттого не менее зловещее, изложенное в бесстрастно перечисляемых фактах: новая болезнь, принесённая в Энтор чёрными колдовскими тварями и унёсшая почти четверть населения столицы; павший Ти'арг под властью Хелт; союзы Дорелии с Феорном и Минши, вошедшие в королевство с подмогой феорнские войска… Синна покачала головой: для неё за скупыми фразами открывались и нервное подёргивание отцовских век, и его бессонные ночи, и вспышки раздражения наедине с собой… И, конечно, бесчисленные налаженные связи, уловки, дипломатические намёки и умолчания — лорд Заэру не любил этим заниматься, но именно этим, будто по чьей-то злой шутке, занимался всю жизнь. Отец всё это время готовился к катастрофе — в общем-то в одиночестве, как всегда. Тащил груз, неподъёмный для одного человека.

Синна запрокинула голову, чтобы глаза перестало позорно щипать. О этот старый, брюзгливый зануда в своём вороньи-чёрном плаще — в том, что делает его ещё худее… Этот великий человек, которым она так гордится.

Бегло лорд Заэру упомянул Отражений — по мнению Синны, как раз самое важное… Значит, ещё не уверен в их ответе и боится говорить заранее; в этом смысле отец, обычно здравомыслящий, всегда был немножко суеверным.

Ближе к концу письма (чернила там имели другой оттенок; «Писал несколько дней», — удовлетворённо отметила Синна) лорд рассказал о первом ударе Хелт по Дорелии и о том, как он был отбит. Жестокая, почти телесно ощутимая радость снизошла на Синну, и эти строки она перечитала несколько раз. Ей было жаль, что не описаны все битвы, в каждой из семи приграничных крепостей, — как в тех песнях, где менестрели не избегают кровавых подробностей.

Ей хотелось прочесть о боли и смерти каждого из воинов Альсунга. И о том, что испытывала Хелт, когда узнала об этом.

Был ли Линтьель с ней рядом в этот момент?…

Нет, не станет она думать о Линтьеле. Над письмом от отца это даже как-то кощунственно.

Синна повернулась набок, прижавшись щекой к шершавой коре. Корни приподнимали землю вокруг неё, образуя что-то вроде постели. Солнце опускалось за холмы, олива тихо шелестела — прохладный покой укутывал, будто одеяло.

«Особенно нам повезло у Зантиэ, — писал лорд. — Спаслось, как мне докладывали, не больше дюжины альсунгцев. Эдмон аи Рилс (ты, наверное, помнишь его — славный рыцарь) возглавил оборону. Он решил заманить альсунгцев в бор и поджечь его, а оставшихся добить. Говорят, отлично сражались лучники — в Зантиэ луки старой работы, наподобие того, что хранится в нашей оружейной в Заэру.

И всё-таки, моя леди-дочь, это лишь отсрочка. Я не знаю, сколько у нас получится оберегать границы. Нужно трезво смотреть на вещи: силы Хелт всё прибывают, и к весне она, вероятнее всего, прорвётся куда захочет. К тому же у меня нет никакой уверенности в том, что Минши сдержит свои обещания.

Поэтому я прошу тебя оставаться пока в Кезорре. Мне нелегко принимать такое решение, но возвращаться сюда для знатной девушки было бы безумным риском. Никогда я не перепоручал тебя кому-то ещё, но сейчас вынужден: и на суше, и в море сейчас небезопасно. Я знаю многих в Совете Правителей как достойных людей, а также надеюсь на честь и благородство эра Альи. Если что-то пойдёт не так, Синна, ступай к чару Энчио: на него можно положиться всегда, даже когда рушится мир…»

Синна улыбнулась. Слишком возвышенно сказано для отца… Не иначе как решил блеснуть придворным красноречием, над которым вообще-то чаще язвил. Это хорошо — значит, он не совсем в отчаянии.

Она и не сомневалась, что отец не попросит её вернуться. Что ж, и к лучшему: рядом с Советом она принесёт больше пользы. Совсем скоро, наверное, Кезорре выдвинется на помощь Дорелии, и вот тогда…

Синна верила в это всем сердцем. Для неё Совет воплощался в Ринцо, а человека надёжнее Ринцо трудно себе представить… Хоть в этом полноватом, медлительном сибарите-землевладельце и нет ничего от рыцаря, менестреля или волшебника.

Она вздохнула и улеглась поудобнее, подтянув колени к груди. Последние два пункта (менестрели и волшебники), как показывает опыт, иногда обнажают неприглядную изнанку…

Так, нет-нет. Никаких «изнанок».

Синна продолжила чтение — уже темнело, и оставалось совсем чуть-чуть. На последних строках томящая дремота сошла с неё. Синна даже приподнялась на локте и поднесла бумагу к лицу — убедиться, что не ошиблась…

«Также мне нужно знать, встретилась ли ты с Ривэном. Это мой новый человек, как ты помнишь, — один из тех, кто искал тебя в Ти'арге. Его судьба важна для меня, леди-дочь. Такую правду не раскрывают в письмах, но написать мне всё же проще, чем рассказывать. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понять и не осуждать понапрасну человека, который когда-то совершил ошибку. В первую очередь — потому что уже совершила собственную…»

Дальше в нескольких строках следовали сжатые пояснения.

— Дядя Ринальд?! — громко прошептала Синна. — Незаконный сын дяди Ринальда?…

И задумалась, прижав к губам костяшки пальцев.

Она помнила дядю Ринальда — он погиб в битве, сражаясь за Ти'арг в армии короля Тоальва, когда ей было двенадцать. Высокий, ещё выше отца, щеголеватый и шумный, вечно немного пьяный от яблочного сидра. В Заэру он заезжал нечасто, почти всегда был в походах или бился на турнирах при дворе. О его рыцарской славе ходили восторженные легенды. Издали в коридорах замка был слышен его раскатистый смех и железный грохот доспехов. Дядя Ринальд виртуозно владел мечом, и Синна по-детски восхищалась им, не очень представляя тогда, чем это чревато в настоящих боях.

Они с отцом временами в шутку спорили: дядя Ринальд заочно ругал леди Арити за то, что она не подарила Дагалу сына. А отец отвечал, что его рыжая дочка стоит десяти сыновей…

Дядя Ринальд никогда не был женат. Его вообще невозможно было представить женатым — обросшим хозяйством, детьми, чинно беседующим с супругой за ужином… Всё равно что загнать волка в собачью будку.

И — незаконный сын?… Сын от «женщины, имя которой я по разным соображениям пока тебе не открою»?

Почему отец допустил, чтобы его племянник вырос сиротой? А к тому же (если верить Линтьелю) неотёсанным вором?

Ривэн… Синна помнила, какими глазами смотрел на неё этот мальчишка. Такими же, как многие другие. Ей мимоходом льстило это, но не более того. Тогда она была слишком занята Линтьелем, чтобы замечать его лохматые вихры, кривые брови и нелепые корявости в речи.

О боги, да у него же подростковые прыщи ещё не сошли!.. Синна скорчила презрительную гримаску.

И всё же — её двоюродный брат? С той же древней кровью в жилах?…

Почему-то это взволновало её сильнее новостей о войне.