Антуан д'Эстет - Князь

Эдем летел над самым краем горной цепи, не слишком удаляясь на север, дабы иметь возможность увидеть вражескую армию заранее, а не вылететь на нее неожиданно у самого фьорда, и на третий день полета увидели, благо снегопад прекратился или вовсе не начинался в этой части Ньердлунда, движущееся далеко внизу, по правую от Эдема сторону, темное пятно.

Что-то сразу насторожило Мефистофеля в построении этого пятна и он отдал приказ о снижении небесного города. Эдем снизился, но продолжал двигаться строго на восток, не сближаясь с вражеским войском, впрочем, этого оказалось достаточно для того, чтобы рассмотреть вражеские ряды и понять, что же в них не так.

В арьергарде армии нежити шел громадный титан, чуть впереди грузно вышагивали великаны и прочие существа крупного размера, а авангард войска полностью состоял из многих тысяч воскрешенных жертв из числа павших в предыдущих битвах народов, как обычно прикрываемых с воздуха стаями рухов и мантикор. Неожиданным оказалось то, что в самом центре этого построения тащилось множество, почти без сил, но все еще живых, пленных гномов.

— Живы! — обрадовался было Кобальт, но остальные лидеры Эдема, озабоченные нетипичным поведением нежити, не спешили разделить его радости.

— Почему? — забеспокоился Кайн. — Зачем им столько живых пленников? Почему они не умертвили половину из них и не подняли жертвой другой половины, как поступали раньше?

— Какая разница, — воскликнул Кобальт. — Они живы и это главное! Мы должны спасти их!

— Нет! — резко отрезал Мефистофель. — Мы не станем рисковать Эдемом и его населением и мы не станем вступать в бой с этим войском! Мы не можем…

— Они обречены, — не слушая гнома и архангела, продолжал размышлять вслух Кайн. — Но почему еще живы? Что на сей раз задумал Мортус?

— Боюсь, мы оба знаем ответ, — глухим от волнения голосом ответил Зигфрид. — Ты помнишь за что мы были изгнаны из Гильдии? Для какого существа изначально задумывался «Голиаф»?

Первородный вампир вздрогнул.

— О чем вы? — вмешался Жофэр.

— Они хотят вернуть к жизни самое страшное из существовавших в этом мире чудовищ, — пояснил Зигфрид. — Оно было рождено во время Первой Великой Вражды и уничтожено немногим после ее окончания; уничтожено богами со всем его потомством, как слишком опасное для смертных народов.

— Что это за существо? — среди всеобщего напряжения спросил Вульфрик.

— Скоро вы сами его увидите, — вместо ответа сказал Кайн. — Мы приближаемся к фьорду.

Действительно, небесный город уже оставил войско нежити далеко позади, а впереди показалась широкая черта знаменитого Ньердлундского фьорда, через который была перекинута, казавшаяся с такого расстояния тоненькой, ниточка костяного моста. С приближением к ней Эдема, ниточка эта увеличилась в размерах, но главное, с высоты стало видно, что мост — это всего лишь кончик хвоста какого-то исполинского создания, остальной скелет которого целиком лежал по левую сторону фьорда. За века проведенные там, останки этого существа ушли наполовину в землю, а остальная половина поросла мхом, кустарником и местами даже соснами, делавшими их похожими на гору, мало отличимую от настоящих. По обеим сторонам этой горы, раскинулись два, похожих друг на друга и тоже заросших всевозможной растительностью, холма; и только сверху в них угадывался скелет невероятного размера крыльев.

— Дракон… — едва слышно прошептала Люсиль, наконец догадавшись о каком существе идет речь.

— Дракон?! — на выдохе повторила не поверившая своим ушам Мефала. — Крылатая огнедышащая тварь, в тысячу раз крупнее и яростнее рухов?

Люсиль обреченно кивнула, а остальные примкнули к бортам парапета, дабы оценить размеры древнего чудовища.

— Подумать только, — произнес Алвис, измеряя взглядом неполностью видные на поверхности земли останки дракона. — В камнях знании было множество легенд об этом создании. По одной из них весь этот фьорд образовался под драконом от его падения и едва не расколол Ньердлунд надвое. Но… — он обернулся к остальным, — у нас ведь не будет ни оружия, чтобы убить его, ибо удар нашего кинжала, да и меча Сильвестра, для него что ногтем коснуться; ни щита, чтобы спастись, ибо на своих крыла он будет способен подниматься на такие высоты, каких и Эдему не достигнуть.

Лидеры всех свободных народов обреченно переглянулись.

— Вообще-то, — пробормотал Арнлейф, — есть один вариант, а впрочем…

Он замолчал не решаясь высказать свою идею и при этом взгляд его со странным выражением преждевременной вины скользнул по Кобальту, однако Мефистофель подбодрил молодого вождя сикомэ.

— Говори!

— Нет, боюсь это даже обсуждать не стоит. Просто мелькнула мысль, что если пленные гномы обречены, то было бы неплохо, чтобы они умерли, не добравшись до фьорда и останков дракона.

— Да как ты смеешь, — возмутился Кобальт.

— Нет, — решительно отверг предложенную Арнлейфом возможность Мефистофель. — Если уж я не рискну Эдемом для спасения пленных, то тем более не стану этого делать для их убиения.

— Значит будем придерживаться первоначального намерения, — решил Зигфрид. — Поспешим в Тронхейм, заберем кого сможем и уберемся как можно дальше отсюда.

На этом решении, во избежание новых ссор и напряженных ситуации, было решено остановиться. Небесный город миновал глубокую расщелину фьорда и, спустя еще сутки полета, достиг Тронхейма. Послами в город танов с Эдема отправились Кобальт, Кайн и Мефистофель, однако встречены они были не лучшим образом: ярл танов оказался твердолобым глупцом, решившим что нашествие нежити на Ньердлунд — это отличный шанс проявить стойкость и героическую суть его народа и, к тому же, доказать превосходство танов над уже разгромленными гномами. Больше того, он обвинил всех кто укрылся на Эдеме в трусости из-за того, что они не решаются дать нежити открытый бой.

— Не путай храбрость с безрассудством, ярл, а трусость со здравым смыслом, — попытался образумить его Мефистофель. — Выступить против превосходящих сил противника в защиту родины — это бесспорно храбрый поступок; и потому, упрекнув нас в трусости, ты серьезно ошибся, ибо все мы доказали свою храбрость, защищая Мидгард в битве под Эджхолдом. Но со времен той битвы все разительно изменилось: теперь враг не просто во много раз превосходит нас численно, он неуязвим и бессмертен, а каждая жертва с нашей стороны сказывается прибавлением к его численности. Если ты хочешь открыто сразиться с таким врагом, то прежде подумай, какой будет из тебя герой, если умерев, ты встанешь на сторону врага и начнешь убивать друзей?

— Им не нужны ни земли, ни рабы, ни ценности, они идут умерщвлять живое, а в такой битве победа — это остаться в живых, — внес свою лепту Кайн. — И это не трусость; в войне с нежитью это пока единственный способ ведения борьбы.