Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 3. Исход [СИ]

— Как ваше имя? Вы ведь норикийка, судя по акценту, из наших, Сумеречников? — заговорил Ойсин.

— Забыла представиться, — незнакомка мягко улыбнулась. — Как невежливо с моей стороны! Фелиси де Планель из Рейни, пригорода Дюарля. Я целительница. Правда, меня никто не обучал, да и дар слабенький.

Колдовские глаза смотрели в необозримую даль, а так хотелось привлечь их к себе, поцеловать даже.

— Вы так молоды, слишком рано судить об уровне вашего дара. Это вас так печалит сегодня?

— Вы пытаетесь проникнуть в мою жизнь слишком настырно. Будете продолжать в том же духе, и я пожалею о своей добросердечности, коварный волчище! — она снова стукнула его веером по руке.

— Простите, вы слишком милы, чтобы я позволял вам грустить в своём обществе.

— Вы и вправду считаете меня милой или просто обольщаете?

Фелиси раскрыла веер и спрятала за ним нижнюю часть лица, но хризолитовые глаза смотрели на него, ища ответ не в словах, а в его выражении, в мелких чертах. Ойсин улыбнулся. Красавица отвела взгляд.

— Это всё мой опекун. Когда мои родители погибли, я попала к нему в дом, и он стал готовить меня… для Архимагистра, потомка Безликого. Говорит, что его внимание — величайшая честь для нашего не слишком знатного рода.

Ойсин затаил дыхание и напрягся. Разве она не знает, с кем разговаривает? Конечно, он редко бывал вдали от охраны и мэтров-советников, от стаек девушек, которых знатные лорды предлагали ему на ночь-другую. Один их приторный, насквозь лживый вид вызывал тошноту, посему в последнее время Ойсин всех избегал. Вроде как хранил верность навязанной орденом невесте.

— Опекун возил меня за Архимагистром повсюду. Наряжал как куклу. Но нам ни разу не удалось даже взглянуть на него. Сегодня тоже ничего не вышло — опекун будет зол, — Фелиси печально вздохнула. — Как же я устала от притворства. Почему я должна дарить любовь в обмен на знатность? Почему нельзя открыть сердце простому, но такому тёплому и доброму мужчине?

Она сложила веер и отвернулась. На ближней к ним площадке показались пустые ажурные качели. Ойсин устроил Фелиси на белой скамейке и легонько подтолкнул. Такая нежная, дерзкая, весёлая и печальная, загадочная и искренняя. Никогда он не видел ещё настолько полной жизни девушки. Чем больше времени он проводил с ней, тем больше упивался ею. Как прекрасны её обнажённые стройные плечи! В тонкую длинную шею так и хотелось впиться губами.

— Так почему бы вам не сбежать? — полюбопытствовал Ойсин.

— Я слишком труслива для этого.

— Благоразумны — это иное! Отпустите себя, отдайтесь чувству — и даже опекун не будет над вами властен. Если что, падайте в мои руки — я защищу вас!

— Не стоит. Но это нечестно. Я выложила вам всё начистоту, а вы не сказали про себя ни слова, мой рыцарь. Что же печалит вас?

— То же: духота бальных залов и теснота одежд, — отмахнулся Ойсин, но когда она одарила его укоряющим взглядом, то он наконец выдал подобие правды: — Сегодня годовщина смерти друга, которого я не спас. Я впервые вернулся на родину после его гибели. Здесь меня преследуют тяжёлые воспоминания, тревожные встречи со старыми знакомыми и удручающие обязанности.

— Мне так жаль и вас, и вашего друга. Уверена, вы превзошли себя, чтобы помочь ему, но не всё подвластно даже могучим Сумеречникам, — душевно отозвалась Фелиси. — Ваши беды куда серьёзней, чем моё глупое щебетанье. Простите!

— Вовсе нет! Ваше общество расцветило мою серость яркими красками.

Ойсин поцеловал её ладонь — и Фелиси не отстранилась. Он толкнул качели сильнее. Голубые облачка ветроплава окутали скамейку, и красавица воспарила в небо. Хрустальный смех рассыпался по лужайке росными каплями.

— Вы хотите подарить мне свои крылья, мой благородный рыцарь?

— О, если бы я мог!

— Забыться бы на мгновение, освободиться от оков общества и быть просто женщиной и мужчиной, — мечтательно произнесла Фелиси.

— Так давайте сойдём с ума хоть в эту волшебную ночь! — предложил Ойсин.

Красавица снова искристо рассмеялась.

Они вернулись в бальный зал. Придворные бросали на них заинтересованные взгляды и перешёптывались. Хоть бы Фелиси не слышала сплетен, хоть бы не поняла, что он и есть — Архимагистр. Хоть бы эта сказка продлилась дольше! Ведь так хотелось в ночь скорби и политических интриг напиться счастьем вместе с игристым золотым вином, что ударяло в голову так же, как смех красавицы.

— Вы прекрасно танцуете! — восхищалась Фелиси.

— Только с вами, а так у меня обе ноги левые! — шутил он.

Они кружили танец за танцем, не останавливаясь, чтобы перевести дух. Пускай исчезнут все люди, составляющие обстоятельства и препятствия. Ничто не напомнит, что любовь в жизни не главное, а личное счастье — лишь признак недостойного эгоизма. Архимагистр обязан вести армию в бой, отдавать себя всего без остатка ордену и людям, а об остальном, даже таком обыденном, как танец с красивой девушкой, нужно забыть. Нет любви, она — просто реакция крови, жажда оставить после себя столь необходимое миру потомство. Закономерный конец неизбежен.

— Досточтимый Архимагистр! — тронул Ойсина за плечо Канцлер, сбив его с шага. — Совет уже собрался, ждут только вас. Вы забыли?

— Что? — опешила Фелиси. — Вы меня обманули? Решили посмеяться надо мной?

Крохотная ладошка ударила куда больнее, чем самый страшный демон. Зашелестели юбки, Фелиси развернулась и убежала в толпу в слезах.

— Нужна помощь? — с плохо скрываемой насмешкой спросил Канцлер.

Мэтрам же так нравилось учить юного сорвиголову жизни!

Ойсин приложил ладонь к горевшей щеке:

— Не стоит беспокойства. Нас ждут!

Круглый зал заседаний главной королевской резиденции Ловонида походил на зал Малого Совета в Эскендерии. Авалорцы считали, что Сумеречники скопировали то, что придумали они и позаимствовали их бога-покровителя Безликого. По легенде именно он возвёл твердыню Ловонида после исхода из Гундигарда полторы тысячи лет назад. Позже цитадель облагородили каменным кружевом и регулярными парками. Конечно, этот дворец не мог посоревноваться в роскоши с норикийским Дюарлем. Бесполезным украшениям авалорцы предпочитали оборонительную архитектуру с толстыми стенами и высокими круглыми башнями.

Безликого называли прародителем правящей династии Хассийцев-Майери. Священной кровью гордились и даже утверждали, что с гибелью последнего короля начнётся конец света. Потому Майери и удерживали власть целых пятнадцать веков во время всех потрясений и неурядиц. Даже единоверцы боялись проливать королевскую кровь, чтобы не вызвать не то, что конец света, а народный гнев. Опустошительная гражданская война пугала больше любых суеверий.