Азад Гасанов - Битвы зверей

Жамбо растерялся и не знал, что сказать.

— Мне не стать богатырем духа? Не обрести способности сиддхи?.. Я просто размечталась…

Жамбо показалось, что толстуха вот-вот заплачет. «Только не это», — взмолился он. «Мечты сбываются подчас, — готов он был сказать. — Дорогу одолевает путник». От готов был наговорить все что угодно, любую глупость, лишь бы избавить себя от зрелища рыдающей женщины. Однако этого не потребовалось.

Достопочтенная Гаухар вдруг преобразилась. Взгляд прояснился, брови прямыми линиями сошлись у переносицы, рот принял жесткую складку, а морщины прорезались так отчетливо, что женщина на вид прибавила в возрасте сразу десять лет.

— Ну уж нет, — выдавила она сквозь плотно сжатые губы. — Я не отступлюсь! — воскликнула она, возвысив голос. — Самое прекрасное, что может быть — это умереть за веру! — она сделала непреклонный жест. — Отныне, гуру Жамбо, — заявила она столь же непреклонным тоном, — мы будем заниматься вдвое больше. Изыщите время. И ради всех святых, хватит меня жалеть! Я желаю, чтобы вы привлекали меня к своим делам. Я желаю получать трудные задания! Вам понятно?

Жамбо со вздохом качнул головой. «Сунулся пес в хозяйскую лохань и получил по морде».

Порой и историку хочется отвлечься от сухого изложения событий и порассуждать на отвлеченные темы, например, о сущности явлений и даже о чувствах. Это роднит труд историка с поэзией. Недаром же у древних румин в ряду муз числилась и муза истории. Ее звали Клио. Когда историка посещает Клио, его начинает интересовать не только ход событий, но и законы, управляющие историей. Мысленно продвигаясь в указанном направлении, историк приходит к выводу, что законы исторического развития зачастую входят в противоречие с законами естества. Например, все мы знаем, что человек нуждающийся слабее человека, испытывающего во всем достаток. Голод не тетка, как говорится. Тот, кто всегда хорошо питался, по определению должен одолеть того, кто долгие годы находится в тисках нужды и голода. Это по закону естества. Но по закону исторических событий в описываемое нами время все сложилось так, что нуждающиеся и голодные погнали сытых и довольных. Гонимые, измученные нескончаемыми бедами Высокие телеги, сойдясь у западных склонов Драконьей гряды с племенами сарматов, нанесли им такое сокрушительное поражение, что сарматы пришли в ужас и бросились в бега. Чтобы понять, как такое могло произойти, необходимо вспомнить о чувствах, о силе страсти и после этого воспеть мужество и бесстрашие героев. Но не в обиду Клио следует признать, что описание чувств и сочинение песен лучше дается поэтам. Так что оставим это благородное дело им, а сами вернемся к сухой истории.

Гэсер Татори. История от начала времен.

Перемены начались после того, как в руки разведчиков попалась горстка чужеземцев — четверо бродяг, которые верхом на одном верблюде пробирались с запада на восток в поисках Поднебесной. При иных обстоятельствах всех их разбросали бы по юртам, где они стали бы выполнять домашнюю работу. Но аил, как и весь народ, уходил от жестоко и настырного врага, который шел у них по пятам и никак не желал оставлять в покое. За пленными необходимо приглядывать, а у них не было лишних глаз для этого. И не было излишка в продуктах, чтобы делиться с чужаками. И к тому же чужеземцы, не считая одного, оказались на редкость строптивыми. Они не желали примириться со своим подневольным положением и требовали, чтобы их освободили. А один даже грозился. Все курлыкал что-то на своем перепелином языке и угрожающе махал руками. Пришлось его убить. И еще двоих. А покончить с четвертым рука не поднялась. Этот последний был таким благостным и таким беззащитным, что хогну Орлиное перо с первого же взгляда на чужеземца захотелось сделаться тому добрым и преданным другом. К тому же этот благостный старик, когда трое его товарищей бранились и склочничали, взялся врачевать старого Мотыгу, у которого от беспрерывной скачки на седалище открылись язвы. Хогн Орлиное перо тогда так и сказал: «Этот чужеземный колдун знает толк в врачебных делах. Он будет лечить наших больных, а мы ему за это дадим кров и пропитание». Все согласились с этой разумной мыслью. И благостному старику сохранили жизнь.

Этот старик сам себя называл гуру Навин, что на языке народа, к которому он принадлежал, означало «учитель Навин». Он быстро сблизился с людьми, стал в аиле своим. И еще он взял на себя заботу о двух сиротках. Первый из них был слабоумный. На любое человеческое слово, обращенное к нему, он отвечал мычанием и дурацким смехом. Он не был приспособлен ни к какому труду. На лошади еще кое-как держался, но орудовать мечом не мог и понятия не имел, как обращаться с луком. К отроческому возрасту он не мог связать двух слов и даже назвать собственное имя. Хотя, по правде сказать, до знакомства с гуру Навином и не было у несчастного парня имени. Все в аиле называли его просто «дурачок», а кто посердобольней — «наш дурачок». В благополучные времена «дурачка» из жалости кормили, а как начались беды и невзгоды, стало не до него — в каждой юрте своих голодных ртов хватало. И помер бы бедный паренек, если бы не гуру Навин.

Гуру взял парня себе в помощники. И многие тогда удивились: чем может помочь искусному целителю убогий и неприспособленный ни к какому труду дурень? Но, мало по малу, дурень этот научился запрягать волов в двуколку, на которой перевозились юрта и имущество гуру, пасти этих волов на стоянках, собирать кизяк для очага, таскать воду в кожаных ведрах, не расплескивая по дороге от источника до юрты, и еще многому другому. А когда гуру Навин сам выучился языку телег, то и убогий рядом с ним сделался говорливым. Ничего умного он, понятно, сказать не мог, но, по крайней мере, перестал мычать. Хотя от дурацкого смеха так и не отучился. Когда хогн Орлиное перо, восхищенный переменами, произошедшими с парнем, спросил у гуру, как ему такое удалось, тот ответил просто: «Мальчик от рождения был обделен лаской и вниманием. Я же дал ему то и другое, и дух его воспрял».

Неизвестно было, насколько дух воспрял, но паренек, без сомнений, привязался к гуру, и тот дал ему имя — Медвежонок. И объяснил почему: «Он большой, и в нем медвежья сила, но при этом он не знает злобы». Любимым развлечением этого Медвежонка сделались рассказы гуру Навина. Каждый день он не мог дождаться того часа, когда солнце опустится за сопки, чтобы в сумерках, после дневных забот свернуться клубком в ногах старика, слушать его неторопливые рассказы, повторять понравившиеся слова учителя и глупо хихикать. «Пишачи — хи… Нади — хи-хи… Санатана-драхма — хи-хи-хи!»