Азад Гасанов - Битвы зверей

Жуанская орда представлялась современникам непоколебимой державой. Но, как это часто случалось в истории, представление современников оказалось ложным. Не потребовалось даже одного удара, хватило демонстрации военной силы, чтобы орда Тобаса распалась розно. Вышла из хвойных лесов и буковых рощ Драконьей гряды копьеносная латная конница баландеров, показала миру златую волчью голову на алых полотнищах знамен, и былое величие Тобаса развеялось, как дым. Поданные и слуги один за другим покинули незадачливого хогна, и степь легла к ногам нового властителя — Теймура-хогана, принявшего титул «Быстрый и Смелый». А позже и союзники отказали в дружбе Тобасу. И первой, как всегда, была У Мина.

Гэсер Татори. История от начала времен.

«Не торопись, Теймур, прежде хорошо подумай. Власть предержащему должно проявлять дальновидность и осмотрительность, — наушничал зловредный старик. — И еще вырви жалость из сердца, не бойся быть жестоким. Жалость в твоем положении — роскошь, а жестокость — необходимость. Если ты сейчас оставишь подлеца в живых, впоследствии горько пожалеешь об этом. Ты еще молод и многого не знаешь, и мир тебе видится в розовом цвете. Но это не так, и с этим не поспоришь».

А Теймур и не спорил. Слушал, молча, и наматывал на ус.

«Меня называют Мудрым. Это потому, что моему взору открыто то, что от других сокрыто завесой тайны. Обойди всю степь, перевали через горы, по Тележным следам пересеки пустыню, но ни где ты не найдешь человека, более образованного чем я. Всякий властитель возрадовался бы и вознес хвалу Вечному небу, получи он в советники меня. Но я служу тебе и битый час твержу одно и тоже: не торопись, прежде хорошо подумай, взвесь все, как следует, Теймур».

На самом деле мудрейший из мудрых битый час твердил о другом. О том, что он пять лет обучался у фаунов, закончил академию и получил императорский диплом, которого якобы за всю историю удостоились только трое. Будто бы в молодые годы мудрейшего из мудрых высоко ценил сам… какой-то там фаунский ученый и позволял ему пользоваться своим книгохранилищем. Будто бы книг в том хранилище было видимо не видимо, и мудрейший из мудрых прочитал все до единой!

Нашел чем хвалиться.

«Я пестовал тебя с самого рождения, — настойчиво твердил старикан. — Я дал тебе знание и привил благоразумие. Так не посрами меня и вынеси верное решение. Что ты улыбаешься?»

А Перевертыш и вправду улыбался. Причем улыбался уже давно. Слушал занудливого старикашку, кивал головой и тихо улыбался в рыжеватые усы, что завелись у него после последнего полнолуния. Но ученый болтун, увлеченный собственными словами, заметил это только теперь.

«Разве я сказал что-то смешное?»

«Нет, — Перевертыш оскалился во весь рот. — Просто я вспомнил былое. Помнишь, как ты учил меня снимать маски с притворщиков. Ты рисовал на овчинных кожах лики и заставлял меня распознавать по ним лживые ужимки».

«Ну, было такое», — подтвердил старик.

«Ты говорил, что, если кто при разговоре теребит нос, тот лжец. Ты говорил, что если человек улыбается искренне, то взор его распахнут. Но если он, улыбаясь, прячет глаза под веками и хоть немного щурится, значит, он желает ввести в заблуждение. Помнишь?»

«Да. Это тайное знание фаунских ученых. Наделенный им всегда распознает лжецов и заговорщиков. Это весьма полезно для правителя, и в этом нет ничего смешного».

«Да, да, — согласился Теймур. — Но помнишь еще, как однажды с кожи потекла краска».

«Помню. Кожа была сырой».

«Ты рисовал улыбку, но краска потекла, и получалось, что губы смотрят вниз. Ты тогда рассердился, замахал кистью и перепачкал всю шкуру, — Перевертыш хохотнул. — Но самое смешное началось потом, — поведал он Рябому и Вислоусому, которые находились тут же. — Учитель так сильно осерчал, что содрал с жерди шкуру и принялся углем малевать на новом выбеленном войлоке. Нарисовал рожу и говорит: „Видишь, улыбка до ушей. Так натужно улыбаются только притворщики. Улыбнись. Покажи мне ужимку самого заядлого притворщика“. И тут к нам подбегает мать. „Я тебе сейчас улыбнусь, — говорит, — так улыбнусь, что век будешь помнить!“ И давай хлестать моего учителя мокрой тряпкой».

«Мокрой тряпкой?» — удивился вислоусый.

«Мать в ручье полоскала белье и все поглядывала на нас. А как увидела, что стало с новой юртой, примчалась и давай махать тем, что в руке оказалось».

«Мокрой тряпкой, — заметил Рябой и хмыкнул, — больно. Но поделом».

«А то. Мать три месяца готовила войлок для новой юрты. А тут, видит, углем его изрисовали. Как она ругалась!»

«Ее можно понять».

«Как хлестала! Мать, значит, тряпкой орудует, а учитель уворачивается и кричит: „Уймись, женщина! Веди себя прилично“. А мать ему: „Выходит, ты не видел неприличных. Так я покажу“. Бросила тряпку и схватилась за палку».

«Женщины слишком привязаны к вещам, — высказался старик, пытаясь сохранить достоинство, — и пекутся о всякой ерунде».

«А палкой-то больнее», — сказал вислоусый, не обращая внимания на старика.

«Еще бы. Я вздумал вступиться за учителя, так и мне от матери досталось».

«И никто не попробовал остановить побоище?» — поинтересовался Рябой.

«Не-е. Сбежались соседи, но никто не решился полезть матери под горячую руку. Она угомонилась только тогда, когда позвали деда».

«Твой дед мудрый человек», — проговорил старик, все еще сохраняя важный вид.

«Да, учитель. Но и он не стал перечить матери, когда она заставила нас отмывать испачканный тобою войлок. Мы провозились до самых сумерек, — сообщил Перевертыш своим товарищам. — И учитель тогда сказал: «Видишь, как бывает, когда в расчет не принимаются детали».

«Какие детали?»

«Вот и я тогда не понял. Спросил учителя, и он объяснил: «Уголь, как выяснилось, въедлив и слишком дружен с войлоком. Не откажись я от краски, мы бы уже давно покончили с проклятым делом. Ты бы спал, а я попивал кумыс. Впредь надо помнить, что уголь въедлив». Теперь понятно?

«Теперь понятно, — подтвердил Рябой. — Уголь въедлив».

«И дружен с войлоком», — добавил вислоусый.

И оба загоготали, не стесняясь старика.

«Видишь, учитель, — обратился Перевертыш к последнему, — какой дар в тебе таится. Двое надрывают животы. А у третьего, — Теймур указал на Тобаса, — поднялось настроение. Ты, как никто, умеешь развеселить, и только притворяешься серьезным».

«А вот ты даже притвориться не хочешь, — сказал старик, сделавшись пунцовым. — Вижу, что сегодня ты не настроен на серьезный лад. Что ж резвись. Но утром, — злой старик откинул полог юрты, — я жду от тебя решения. И очень надеюсь, что оно будет взвешенным».

Старик ушел, и Перевертыш вздохнул, проводив его взглядом. Он дождался, когда Рябой и вислоусый затихнут, и тогда поднял глаза на Тобаса.