Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— И…

— Ты можешь начинать свою собственную игру, ибо ты — рождён, и следовательно, ты — самостоятелен в своих решениях.

Агафья Тихоновна обернулась к Артаку, словно приглашая его в дискуссию. И дракон улыбнулся.

— Когда ты смотришь на водопад, тебе кажется что в тех бесчисленных изгибах, в тех извивах и преломлениях волн видно присутствие свободы воли и даже некоторого произвола, — произнес Артак, — но на самом деле всё необходимо, и каждое движение каждой капли может быть математически вычислено. Точно так же обстоит дело с любыми поступками, человеческими или нет — неважно, и будь ты всеведущий, ты мог бы наперед вычислить каждое действие, каждый поступок, каждый успех и каждое заблуждение, каждое злое и каждое доброе дело, — Артак посмотрел на меня очень внимательно и продолжил:

— Сам действующий, правда, погружен в иллюзию произвола, но если бы колесо всего мира на одно мгновение вдруг застыло, остановилось, и если бы имелся всеведущий разум, — Артак постучал когтем по моему лбу, — так вот, если бы этот всеведущий разум захотел бы использовать эту остановку мира, то он с лёгкостью смог бы предсказать всю будущность каждого живого существа, вплоть до самых отдаленных эпох, он смог бы наметить каждую колею, по которой ещё только должно прокатиться это колесо…

— И я могу всё подсчитать?

— Ахаха, — Артак залился смехом, — подсчитать — это слишком долго, не забывай что самого времени для тебя уже нет и потратить даже самую его малую толику не удастся. Даже самую-самую малую толику, — дракон продолжал смеяться, но не насмехаясь, а как-то по доброму — ласково.

— А как же быть?

— Зачем что-либо считать, зачем что-то вычислять, зачем что-то предсказывать, если есть возможность просто глянуть, увидев всё мгновенно и не потратив при этом ни секунды времени? Весь мир перед тобой, — Артак кивнул на пульсирующую невесомую точку, — смотри…

— Но…

— Довольно уже оттягивать, — он повысил голос.

— Мне ничего не видно. Пульсирующая и глубокая чернота, к тому же без всяких признаков жизни.

— Возьмите холст, — Агафья Тихоновна кивнула на уже расстеленную снежно-белую простынь моего личного пространства, — с холстом вам будет сподручнее.

Подержав ещё немного мой собственный, только что рождённый мир на воздушной подушке прямо над своей ладонью я бросил его на простынь, и в то же самое мгновение за моей спиной появились два больших, драконьих крыла. Два неутомимых, вечных, два сильных, могущественных, непобедимых — два, самых что ни на есть настоящих драконьих крыла.

Невесомая точка послушно замерла в самом центре чистой белой ткани, словно ожидая команды. Я приоткрыл рот, готовясь задать интересующий меня вопрос, но совершенно непроизвольно, неожиданно для меня самого, из моего же рта вырвался какой-то животный рёв, какое-то волчье, нечеловеческое рычание. И, конечно же, пламя. Огонь был повсюду. Пульсирующая точка покачнулась, соприкоснувшись с пламенем, и совершенно вдруг её прорвало изнутри. В своих недрах, в своей глубине, где-то в самой что ни на есть своей середине, внутри всего мира её встряхнуло, затрясло и она раскрылась практически мгновенно, мгновенно же покрыв часть простыни всевозможными действиями и процессами, каждый из которых мне хорошо был виден.

Я мог наблюдать абсолютно всё и сразу, так как все эти действия и процессы покрывали простынь своей толщиной, равной единице — толщиной всего в одно событие, в один процесс, в одно действие, в одну мысль…

Здесь были все возможные варианты временного развития моего нового мира, все, даже самые невероятные варианты на все возможные времена. Здесь были самые разные события — как проявившиеся в материальном мире, так и другие — оставшиеся в зачаточном состоянии. Здесь было абсолютно всё — и всё, что могло бы произойти, но следуя каким-то необходимостям не произошло; было всё, что уже произошло и твёрдо зафиксировано во времени и в пространстве; было так же всё то, что пока ещё не произошло, но обязательно произойдёт позже; было и то что не может произойти ни при каких обстоятельствах. Да, да — то, что никогда не могло произойти — тоже было здесь. Это была полная картина мира, самая полная из всех существующих, ибо в ней были сосредоточены все варианты прошлого, настоящего и будущего, и варианты эти были расписаны для каждой точки ещё не оперившегося пространства.

Оно было ещё мертво, это пространство, ещё мертво — но судя по всему — уже полностью готово к рождению.

Я вопросительно глянул на дракона. Тот молчал. Я перевёл взгляд на Агафью Тихоновну. Она, видимо, пытаясь мне что-то подсказать, подавала какие-то знаки, показывая на меня, а потом на мой рот и изображая выдох.

— Энергия, — вдруг мысленно произнес дракон.

— Энергия? — так же мысленно переспросил я.

— Да. Этот мир пока еще мёртв. Ему нужна сила, и вы вполне можете её предоставить.

— Как же?

— Превращение завершено, — вдруг добавил Артак, глядя прямо в мои глаза, — и вы теперь — полноценный дракон. Чего же вы обращаетесь ко мне с этим вопросом? — он усмехнулся, — где взять энергию? Где? — Артак оглядывался по сторонам, словно искал источник энергии, — где? — повторял он снова и снова и внезапно ответил сам, — только в себе. Больше негде.

Я ещё раз посмотрел на Агафью Тихоновну. Та показывала плавником на свой рот, видимо, имея в виду всё-таки рот мой. Но что я мог сделать? Подуть? Плюнуть? Вырвать зуб?

И тут я понял…

Я набрал полные лёгкие воздуха и сильно выдохнул…

Пламя вырвалось из моего нутра, как из огнемета. Оно коснулось белой ткани точно в середине и осветило её ровным и мягким, тёплым, жёлтым светом. Огненное пятнышко посередине моего мира начала расширяться, равномерно распределяясь по бесконечной простыне и постепенно заполняло собой всё существующее пространство.

Ткань, при контакте с огнём вспучивалась, искривлялась и перед тем как вспыхнуть, меняла свою структуру — под воздействием времени ли, или температуры — неизвестно, однако, факт оставался фактом — ткань видоизменяла материю из которой состояла — она изменяла её на нечто другое.

Внешне белое становилось чёрным, а внутренне — прочное и твёрдое — хрупким и невесомо-мягким.

— Вот видите, — Артак кивнул на мой мир, — видите?

— Что я должен увидеть?

— Температура огня, вырвавшегося из вашей пасти, — дракон внезапно засмеялся, засмеялся искренне, словно по-родственному, и повторил, — да, да, из вашей пасти, — ему, видимо, доставляло удовольствие произношение этого слова, — ведь теперь у вас не человеческий рот, а огнедышащая драконья пасть, — Артак счастливо улыбался, — так вот, температура этого огня и породила эту непонятную человечеству структуру — время. Теперь и в вашем мире время начало свой бег, — он сделал ударение на притяжательном местоимении «вашем», — В ВАШЕМ МИРЕ, — ещё раз произнес Артак и довольно засмеялся.