Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

Казалось, мой дракон был полностью, абсолютно счастлив.

— И только теперь ваше РОЖДЕНИЕ можно считать завершённым.

События на простыне, попавшие под волну только что образовавшегося времени, материализовались и воплощались в физическом мире, но лишь в качестве отражения мира реального. Каждое событие, каждое действие, каждая мысль и решение, каждое движение — во времени ли, в пространстве ли — всё было подвластно одному моему взгляду, всё было подчинено лишь одной силе — силе моей мысли, всё исполнялось по одной воле — моей собственной воле. Стоило мне подумать о чём-то конкретном, как я тут же оказывался в самой гуще подуманного, а стоило мне произнести лишь слово — и подуманное воплощалось в материи.

Вот оно — сначала было Слово!

А зачем же крылья? Зачем мне были даны крылья, если одна только мысль меня переносила через многие века и расстояния?

— Это ты узнаешь в своё время, — продолжая смеяться сказал мой дракон, — узнаешь обязательно. И в самое ближайшее время!

— Время? Но времени же нет! По крайней мере для меня, если я правильно понял, конечно.

— Правильно, правильно, — смех Артака не прекращался, — тогда скажу по другому — зачем вам крылья вы узнаете, когда в них будет НЕОБХОДИМОСТЬ.

— Они вам очень пригодятся, — добавила Агафья Тихоновна, завороженно наблюдая за течением времени по белой простыне пространства, — очень пригодятся, — повторила она, улыбаясь.

— Кто?

— Ваши крылья, — просто объяснила акула.

— Ваши крылья, — повторил дракон, — ведь они предоставлены вам по самой высокой НЕОБХОДИМОСТИ, и вам уже не избежать ни её проявления, ни её воплощения.

Время двигалось быстро, покрывая собой всё большую часть простыни, однако сама простыня была настолько огромна, можно даже сказать — бесконечна, что покрыть временем её всю казалось практически невозможным.

Однако…

— На всё необходимо лишь время, — подумалось мне, — лишь время.

— Да, — мысленно согласился со мной Артак.

— Оно распространяется так быстро, — продолжал думать я.

— Люди называют скорость распространения времени скоростью света, — добавил мой первый и самый любимый дракон, — но на самом деле свет не любит путешествовать, свет находится всегда и везде, и в каждой точке присутствует в своём полном объеме, а путешествует всего лишь время. Оно же всё и путает и в классической человеческой науке. Хотя, человек уже начал осознавать что это такое, — дракон кивнул на огонь, пожирающий часть простыни, — и человечество, в своих точных науках, уже начало мерять пространство и расстояния на нём именно временем. Потихоньку понимание прорывается в сознание людей. Не очень быстро, конечно, но зато — неотвратимо.

— Меряет пространство временем?

— Ну конечно, — подтвердил дракон, — временем. Если человек хочет определить для исследований хоть мало-мальски значимый кусок пространства — он просто обязан использовать время. Километрами тут уже не обойтись, километры тут бессильны, — Артак засмеялся.

— Вы имеете в виду световой год? — быстро догадался я.

— Да, конечно. Большие участки пространства можно измерить или определить только годом. Пусть даже световым.

— Ну да, — согласился я, — ведь световой год — это расстояние, которое проходит свет за один год.

— Я бы не был так категоричен, — усмехнулся дракон, — свет не совсем любит путешествовать, понимаете? Свет… — он запнулся, а Агафья Тихоновна негромко добавила:

— Ключевое слово в измерении расстояний — год. И, поверьте мне, — акула склонила голову набок, — во всей Вселенной не найти ничего что бы путешествовало и передвигалось, кроме самого времени.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что покрывая собой пространство, время просто предоставляет событиям, расположенным на этом пространстве энергию. И уже эта энергия позволяет им обрасти своей собственной материей, — Агафья Тихоновна охотно отвечала на мои вопросы.

— Им? Кому это — им?

— Событиям, — пояснил Артак.

— Ага, — я кивнул головой, — а на самом деле…

— На самом деле любое событие уже существует в реальности, и всегда будет существовать, независимо ни от чего; оно существует точно так же, как существует информация в письме у гонца — существует всегда, существует неизменно и независимо от местоположения последнего — ведь информация не изменяется, не искажается и не несёт иллюзий. Да и проявляется эта информация только тогда, когда волна времени накрывает её в том или ином месте. И точно таким же образом, как существует свет, показывающий нам картины далеких галактик, существует и информация — вечная, недвижимая и неизменная. Свет, кстати, тоже не несёт с собой никаких иллюзий — иллюзорно лишь восприятие света самим человеком. Но даже эта информация — которую несёт свет — становится доступной человеческим органам чувств только тогда, когда время накрывает ту или иную часть пространства. Информация существует точно так же, как существуешь ты сам, и, конечно же, исчезнет точно так же, как исчезнешь и ты. Когда я говорю ты — то подразумеваю твоё тело, разумеется — оно исчезнет в тот же самый час, когда эта волна времени пройдёт мимо него — ты окунешься, нырнешь в него и вынырнешь оттуда уже пеплом. И это правильно. Это так, как и должно быть — так, как задумано, как выполнено и как есть.

— Кем задумано?

— Кем? — Артак рассмеялся, — кем? — повторил он, — а разве есть кто-то кроме тебя? Всё есть ты сам и всё существует одновременно, точно так же, как существует этот только что рождённый и вечный мир и всё в нём…

— Который в своё время тоже исчезнет, не так ли?

— Так ли, — кивнул Артак, — как только эта замечательно быстро бегущая волна накроет его полностью.

— Но это значит что он не вечен?

— Есть непреложный закон, — пояснил Артак, — всё рожденное рано или поздно умирает. И пусть этот мир живёт сотни миллиардов человеческих лет, пусть по сравнению с человеком, он практически вечен, но, тем не менее, если была точка отсчёта, значит будет и точка конца.

— И нет ничего вечного?

Артак внимательно посмотрел на меня и произнёс:

— Ты был человеком, был бунтарём, а теперь ты превращаешься в целый бунтарский мир, — он засмеялся и потрепал меня по голове, — не надо забегать вперед, не надо. Когда-нибудь ты сможешь познать и вечность, а пока, — он кивнул на белую ткань, лишь немного поддёрнутую течением времени, — а пока наслаждайся тем, что есть, ведь по сравнению со ста годами человеческого тела, — Артак задумался на мгновение, — пусть, скажем, триллион миллиардов лет существования отдельного мира — это уже почти что вечность.

— Теперь я понял окончательно, — еще раз кивнув головой я, вдруг озарённый внезапной догадкой, повернулся к Артаку.