Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— Но…

— Только не будь похожим на тех, кто сучит веревку, — перебил меня Артак, — они простирают свои нити вдаль, но сами при этом всё время пятятся…

Глаза дракона горели жёлтым и отблеск этого света окрашивал весь коридор в золото.

— И сознание — там? — я кивнул в сторону ближайшей ко мне двери и бесконечное количество моих тел повторили движение моего тела.

— Да.

— И сознание всё может?

— Сознание всё знает, следовательно — оно всесильно.

— И…?

— Оно даст тебе твою настоящую Форму и твоё настоящее Имя, оно сделает тебя реально существующим. Оно предоставит тебе всё необходимое для того чтобы воплотить то, к чему ты стремишься…

— За этой дверью всё для меня поменяется? — мой взгляд цепко держался за дверь.

Артак посмотрел на меня, перевёл взгляд на Агафью Тихоновну, после чего обернулся к бесконечному белому коридору и произнёс:

— Да. За этими дверьми всё поменяется.

— И я буду разный за каждой из дверей?

— Да. Ты будешь разный за каждой из дверей.

— Но я перестану осознавать свою многогранность?

— Именно так. Каждый новый «ты» получишь собственное Имя, приобретешь соответствующую имени Форму и начнешь своё путешествие, будучи уверен что ты отдельная и ни с кем не связанная личность. Но эта информация навсегда будет прошита в тебе, и доступ к ней у тебя сохранится навечно.

— Значит ли это, что я могу быть даже не похож сам на себя?

— Конечно, — дракон кивнул и подмигнул акуле, словно делясь с ней моей непонятливостью и нерасторопностью.

— Значит ли это, что сделав один всего лишь шаг я расколюсь на множество осколков?

— Которые ты всю свою последующую жизнь будешь пытаться собрать воедино, — продолжил за меня Артак.

— И соберу?

— Каждый соберёт. Рано или поздно, но соберет.

— Но каждый — это ведь тоже я?

— Конечно, — дракон легонько подтолкнул меня лапой вперёд, — конечно ты.

— И это всё? — я стоял вплотную к двери, но не решался её толкнуть.

— И всё.

— Конец?

— Начало.

— Но….

— Никаких но… Ноль и Бесконечность неразлучны точно также, как и Начало и Конец.

— Значит они одинаковы?

— Конечно. Там где выход, там и вход.

Дверь не поддавалась. Видимых глазу замков или ручек на ней не было, однако, закрыта она была прочно, умело и качественно — закрыта заподлицо — закрыта так, что торец двери был идеально подогнан к наличникам не оставляя ни малейшей щели. Ни для глаза, ни для рычага.

Я вопросительно взглянул на дракона, потом перевел взгляд на акулу, молча стоящую немного в стороне. Мои животные молчали, и словно выжидали чего-то.

Чего-то этакого…

Мысли… Мысли… Мысли…

Мысли витали где-то сверху и вокруг, пытаясь найти решение к этой неожиданной головоломке и вдруг одна из них вышла наружу, выскочила на свободу — она вылетела из моей головы, вспыхнула золотом драконьего взгляда и приобрела форму ключа.

Ключ был изготовлен из прозрачного жёлтого света чем-то напоминающего солнечный. Он потратил некоторое время, просто провисев его неподвижно, провисев его прямо в воздухе, а потом резко, без предупреждения, ударился о закрытую дверь, брызгами рассыпавшись на миллионы автономно светящихся жёлтых фотонов и ударной волной распахнул эту дверь настежь.

В точности то же самое происходило по всей длине коридора. Мысли-ключи — разные и по форме и по содержанию, мелкие и крупные, радостные и грустные, яркие и не очень — мысли великие и низменные, созидающие и наоборот, гениальные и бездарные, все мои мысли без исключения — такие разные и одновременно одинаковые — все эти золотые мысли-ключи открывали каждая свою собственную дверь и сразу же после открытия вихрь воздуха — где небольшой и ласковый, а где, словно тайфун — жестокий и убийственный — затягивал мои ждущие тела внутрь, за белые двери.

Распахнутые настежь двери, в свою очередь, тут же захлопывались и растворялись в пустоте, подтверждая всей своей короткой подневольной жизнью одну непреложную истину — из пустоты всё явлено и туда же всё и уйдёт.

Мыслью всё образовано, мыслью и похоронено будет.

Мысли-ключи…

Единственное, что их объединяло — присутствие смысла, этого наполнителя всех идей и мыслей. В остальном, каждая из них была уникальна.

Каждая мысль являлась в образе единственно подходящего отпирающего ключа для каждой из существующих дверей. Но общий смысл был един и незыблем — мои мысли и являлись этими неподдельными ключами, мысли открывали каждая свою дверь — и каждая была неповторима, уникальна и никоим образом не копируема.

И возле каждой двери существовала идеальная пара — мысль и выложенная этой мыслью дорога.

Да и визуальные образы этих мыслей — золотые ключи, висящие в пространстве — были совершенно различны — одни старинные, кованные из тяжёлого чугуна, разбавленного невесомым светом; другие — легкие, современные, в виде магнитной карточки с какой-либо замысловатой надписью или совсем без неё; третьи — самые что ни на есть простые, стальные ключи от несложных и дешёвых замковых механизмов; четвертые — ключи посложнее — с множеством бороздок и впадинок, скрупулёзно исполненных искусным мастером; были тут и ключи с лазерной нарезкой — неповторимые в своей уникальности — самые сложные в производстве и в понимании ключи.

Для производства последних требовался концентрированный свет — свет-лазер, свет, которым надо было уметь пользоваться, управлять; свет, который надо было подчинить и направить; свет, который мог бы стать отличным слугой человеку, но только после раскрытия некоторых своих глубоких тайн; свет — единственный из до конца непостижимых и свет — одинокий правдивый спутник всего человечества.

Свет-тайна. Свет-разгадка. Свет-юморист. Свет…

Ключи — разные по форме и содержанию, но одинаковые в своем стремлении открывать. Одинаковые в моём стремлении к сознанию.

А значит — и одинаковые по своей сути.

Ключи, разные по своим возможностям.

Ключи, ведущие к различным дорогам и по разным путям.

Ключи, открывающие дверь за дверью.

Ключи, предоставляющие нулевой выбор.

Ключи, мысли — золотые ключи.

Ключи, которые в самом конце неизбежно приведут меня куда-нибудь, ведь каждая дорога когда-нибудь, чем-нибудь да заканчивается. Приведут туда, куда вела каждая из этих дорог; туда, где мой свет встречается с чужой тенью, а сама жизнь перемежается с одной из своих неотъемлемых частей — со своей смертью, образуя тем самым третье и самое важное состояние материи — состояние единства всего существующего — состояния, которое недалекими в своей простоте людьми зовется жизнью — жизнью неделимой и вечной — жизнью такой, которая вмещает в себя даже саму смерть, отделённую от жизни пониманием человечества.