Вячеслав Васильев - Двери в никуда (СИ)

— Ты знаешь, мое желание поблистать в обществе, как твое желание писать стихи — возникает почему-то достаточно редко. Но уж если возникнет… Тогда держитесь все!!! — засмеялась Таня.

— То есть сегодня любимый город может спать спокойно…

— Ну не все, не все… — лукаво улыбнулась Танечка.

— И я почему-то догадываюсь, кому предстоит бессонная ночь.

— Ты иногда бываешь удивительно догадлив.

— Почему только иногда? Я всегда такой. Кстати, давай по дороге хотя бы в магазин заскочим, купим чего-нибудь — отпраздновать встречу.

— У меня дома всё есть.

— Ну неудобно как-то… В гости — без подарка…

— Лучший мой подарочек — это ты.

— А серьезно?

— Я сказала — не надо! — в голосе прорезались металлические нотки.

Похоже, с выводом, что моя подруга не изменилась, я поспешил. Раньше за ней таких командирских замашек не наблюдалось. Ну да ладно… Замнём пока.

— Не надо, так не надо… А кстати, как ты меня нашла?

— Да ты знаешь — случайно. Зашла отправить весточку знакомым по электронной почте, а тут ты.

— А-а-а… протянул я, напустив разочарованный вид, — А я думал: ты меня искала.

— Вот ещё, — много чести, — фыркнула она, задрав нос, что наверное, должно было означать высшую степень гордости и независимости. Потом посмотрела хитро и добавила:

— Хотя если честно — искала. Но не думала, что ты можешь оказаться здесь. Помнится, мы ёщё в аспирантуре учились, так у тебя уже были и компьютер, и модем. Так что ходить в интернет-кафе вроде бы незачем. Или ты бросил это дело? Кстати, была в институте, — там никто не знает, где ты сейчас, а записную книжку со всеми телефонами я потеряла. По старым знакомым, кого нашла, тоже о тебе никто ни слухом, ни духом. Заходит, говорят, в родную альма-матер иногда, но ни о себе, ни о своей работе, — никогда ничего конкретного, — как шпиён. Ты кстати, не шпиён?

— Вот так я тебе сразу и сказал, — улыбнулся я, — Секретная информация. А рассказывать всё о себе всем подряд… Понимаешь, — чем меньше обо мне знают, тем меньше могут навредить.

— Ну, я то, надеюсь, не все подряд?

— Ты — не все.

— Ну вот и расскажи о себе.

— А что рассказывать-то. Ну, поучился ещё немного в аспирантуре. Бросил. Сейчас в нашей науке, кроме язвы желудка и лысины ничего не заработаешь. Сама знаешь. Хотя, конечно… Я же был и на преподавательской работе. Можно было как все: драть со студентов денежку за зачёты, за экзамены, ну а со студенточек — натурой, благо они сейчас без комплексов, коллег потихоньку подсиживать. В ректоры бы не выбился, конечно. Для этого надо быть или очень большой сволочью, или родственником кому-нибудь из начальства. Хотя, в принципе у этих родственничков моральный облик — тоже далеко не как у строителя коммунизма. Но до замзавкафедрой всё же мог бы дорасти. Вот только, понимаешь, не по мне такая жизнь, атмосфера эта гнилая. Не то, что бы я как раз вот этот самый строитель коммунизма: и деньги брал, и студенток приходовал… Но вот жизнь, как в болоте… И чем дальше, тем больше засасывает. Чувствую, — тупею на глазах. Ещё немного, и стану такой, как все вокруг. А я вот страшно не люблю быть таким как все. Короче, решил попытать счастья в бизнесе. Ну, сначала всё было нормально. Пошли деньги. Не так что бы очень много, но на жизнь хватало. Женился. Дочка родилась. А потом… Знаешь, как это бывает. Не то, что бы одна грандиозная катастрофа, а просто череда маленьких неудач. Ма-аленьких таких. Но много. И одна за другой. И вот я оказался в полной… Ну, в общем, у женщин сейчас это место называют 'вторые девяносто'…

— Так ты в женском… этом месте оказался? — улыбнулась Таня.

— Не знаю. Изнутри не видно. В общем, развёлся. Как говорят, семейная лодка разбилась о быт. Сейчас подрабатываю сборкой компьютеров под заказ, мелким ремонтом, установкой программного обеспечения и наладкой сетей. Не бог весть какие деньги, но на жизнь хватает…

Тут наша машина, до того трогавшаяся и останавливавшаяся с плавностью какого-нибудь 'Роллс-Ройса', резко затормозила. Меня бросило вперёд. Мелькнула мысль: 'Надо было пристегнуться!' Каким-то чудом я успел выбросить перед собой правую руку и упереться в переднее сиденье. Это спасло мой нос от жёсткого соприкосновения с подголовником. Одновременно свободная рука рефлекторно дёрнулась придержать спутницу, — на случай, если она не успеет среагировать так же быстро. Конечно же — она не успела. Так что Танин симпатичный носик я тоже спас. Надо будет не забыть намекнуть, что за этот подвиг мне полагается награда. Водитель вспомнил чью-то мать. Почему-то по-английски. Наверное, любит смотреть дешевые штатовские боевики.

— В чем дело? — спросила Татьяна.

— Да вот, какой-то урод подрезал, — мотнул головой таксист в сторону быстро удаляющегося серебристого 'Лексуса' с синими 'ментовскими' номерами. — Был бы один — догнал бы, разобрался…

— Ладно, пусть живет… — улыбнулась Таня. Тем более, что мы уже почти приехали.

— Слушаюсь, — то ли в шутку, а то ли на полном серьезе ответил таксист (а кто его поймет, когда он снова натянул на лицо маску флегматичного дворецкого старинного британского рода). Машина снова плавно тронулась, но, не проехав и пятидесяти метров, свернула направо, и, проехав сквозь арку, остановилась во дворе старого пятиэтажного дома у одного из подъездов.

Водитель, не говоря ни слова, мгновенно выскочил из машины, и распахнул дверь с Татьяниной стороны. Таня стала вылазить наружу. Я несколько злорадно созерцал этот процесс: Если на сиденье 'Волги' ещё можно царственно опуститься, то царственно подняться с него не удастся и трижды королеве, — можно только вылезти. Даже если тебе подают руку.

Я не стал дожидаться, пока таксист откроет двери и мне, тем более, что эта привилегия ведь может и не распространяться на спутников уважаемой клиентки, и я выглядел бы довольно глупо, ожидая, когда передо мной распахнут дверь. Поэтому машину я покинул самостоятельно.

Огляделся вокруг. Обычный внутренний двор старого дома в 'тихом центре'. С трех сторон возвышаются стены этого самого дома, а с четвертой стороны, очевидно, располагается соседний двор, отделенный бетонным забором.

Забор, как и большинство заборов в черте города, был кем-то покрыт мазней, которую сейчас принято называть модным словом 'граффити'. Причем эти 'кто-то' явно страдали дальтонизмом и дебилизмом.

Я скривился. От Тани не ускользнуло выражение моего лица, хотя вроде бы она на меня и не смотрела. Видно, недаром говорят: 'Если женщина на вас не смотрит, это не значит, что она вас не видит'.

— Что это ты так брезгливо поморщился?

Я мотнул головой в сторону забора:

— Да вот, наскальные росписи эти…

— А тебе граффити не нравится? — поинтересовалась Татьяна, проследив за направлением моего взгляда.