Анна Сокол - Нечисть, нежить, нелюдь

— А Михея не принесут в жертву за следующим кустом? — Я придержала голову Риона, парень что-то пробормотал.

— Не принесут. Не повезло заговорщикам. Если для вызова дасу мы еще сгодились бы, как и любые другие люди и нелюди, то для вызова чего-то выше и сильнее демона нами они уже не откупятся. Силы смерти маловато, нужна магия. Ни у кого из нас нет резерва, выплеска силы не будет. Поэтому нас называют порчеными. — Чернокнижник передал Риона Михею, тот огляделся и стал медленно отступать к арке. — Хотя убить вас просто так, из любви к искусству, это не помешает, так что в любом случае советую смотреть в оба. А еще лучше обзавестись глазами на затылке.

— Понял, — кивнул стрелок. — Тогда пойдем вдоль забора. Здесь от каждого куста жди беды. Лучше дальше, но хоть не заплутаем. Вы только… это… — Он обернулся. — Не вздумайте умереть без меня.

— Постараемся дождаться, — серьезно кивнул Вит.

Михей хекнул и потащил Риона к забору, арбалет болтался у него за спиной, так и норовя ударить по заду. Бывший чаровник вяло перебирал ногами и больше мешал, чем помогал.

— Ты хочешь их спасти? — спросила я, чувствуя, как в груди теплеет.

— Идем, — вместо ответа скомандовал Вит.

Интересно, а почему меня никто спасти не хочет?

Темный полумрак сменился серыми предрассветными сумерками. Через несколько минут мы вышли к каменному строению, больше всего похожему на склеп. Сердце забилось учащенно. Я помнила эти украшенные барельефами стены и все, что произошло за ними…

Снова кольнуло теплом, но на этот раз не грудь, а чуть ниже. Далекие переборы струн стали ближе и отчетливее, еще десяток шагов, и я смогу наконец разобрать мелодию.

Я рассеянно потерла зудящий бок.

— «Последнее пристанище кающихся», — вспомнила, как называл этот склеп Рион.

В прошлый раз меня привели к нему с другой стороны, оттого рисунки на внешних стенах я не разглядела. Да и не до того было.

Часть светло-серой каменной стены заросла диким вьюном, который местами успел высохнуть. Я отвела в сторону хрупкую ветвь, с которой тут же посыпались увядшие листья. Здесь тоже были выбиты картины. Люди и маги. Человек в нательной рубахе стоял на коленях, запрокинув голову к небу. Другой держал над его головой меч.

Нет бы чего хорошего изобразили, свадьбу или посвящение Эолу. Куда там, тянет их на всякую пакость вроде смертоубийства.

— Айка, — поторопил чернокнижник.

Я дернула за стебли, оборвала сухие побеги. На следующей картине тот человек, что стоял на коленях, перехватил руку с опускающимся мечом. И хотя в целом изображение вроде бы осталось прежним, но… Скульптор был талантлив, ему всего несколькими штрихами удалось показать, как изменились выражения лиц изображенных. Пленник больше не смотрелся пленником. Черты его лица стали жестче, упрямее, в них проскальзывало что-то похожее на уверенность. А тот, который заносил меч, наоборот, стал испуганным, почти на грани паники, еще секунда, и он с криком отшатнется.

Чем могло испугать мага простое касание?

— Этот ритуал изначально придумали для казни зеркальных магов, — глухо сказал Вит и весомо добавил: — Идиоты. Потом, конечно, спохватились, да поздно было. Идем.

— Что вам всем сделали зеркальные маги? — Я не могла толком вспомнить ни одной легенды, ни одной баллады. О зеркальных магах не рассказывали сказители, их не воспевали менестрели даже в качестве самых что ни на есть злодейских злодеев. — Они что, младенцев на завтрак кушали?

Словно в подтверждение этого предположения живот предательски заурчал от голода.

— Ты как? Держишься? — вместо ответа спросил Вит.

В глазах напряженное ожидание. А в руке снова серо-стальной дымкой собирался нож. Если отвечу «нет»…

Беда в том, что я понятия не имела, почему или за что мне надлежало держаться.

Вместо ответа я стала срывать оставшиеся стебли. За ними пряталась третья картина. Высохшие растения сменили зеленые, обрывавшиеся с тихим чмоканием, ладони стали липкими от сока.

— Айка, — чернокнижник поймал меня за руку и развернул к себе, — у нас нет времени на…

Я отвела взгляд от ножа в его руке, во всяком случае, постаралась, но взгляд, как назло, возвращался к тонкому стальному лезвию. Бежать! Немедленно! Хватит с меня этих мужских игр. Лиска уже поплатилась за то, что влезла. Пусть делят мир и магию без меня.

Но я никуда не побежала. Распушила невидимый хвост, подняла голову и спросила:

— Вит, скажи мне, за что убивали зеркальных магов? Скажи здесь и сейчас. Пока мы не дошли до…

Серые глаза чернокнижника потухли, на лице появилось отчаяние. Такое страдание, словно я попросила у него не ответа на вопрос, а сотню-другую серебряных динов в долг.

Бок снова потеплел, и я бессознательным жестом потерла его сквозь куртку, все еще ожидая ответа.

— Айка, что у тебя… — Не договорив, Вит схватил меня за… грудь.

Я взвизгнула, как селянка, которой задрали юбку подвыпившие мужики в корчме. Одно хорошо, нож исчез из мужской ладони, зато сама ладонь прошлась по телу отнюдь не ласково, а скорее, требовательно.

Я отшатнулась, зашипела и выпустила когти…

Но чернокнижнику не было никакого дела до моей груди. Да и до всего остального тоже. Все, что его интересовало, сейчас лежало в широкой ладони. Кулон с черным камешком. Мой артефакт, превращавший Айку Озерную из белесой твари в обычного человека. Кулон, который мужчина ловко вытащил из моего кармана.

— Тсс… горячий, — прошипел Вит, перебрасывая кулон из одной руки в другую.

Синеватая искорка мигнула внутри черного камня и погасла, потом вторая, и еще несколько огоньков словно осели на его блестящей поверхности. Все это здорово напоминало поиск артефакта. Вит сам запускал такой в Волотках.

— Они знают, что мы тут, — сказал чернокнижник.

И нас накрыло третьей волной.

В первый момент мне показалось, что наступил конец света и можно уже ни о чем не волноваться. Меня швырнуло на Вита. А его самого — на украшенную барельефами стену. Горячий камешек оказался зажат между нами. Нас сдавило со всех сторон, словно попавшую между молотом и наковальней болванку. Сдавило так, что не было возможности дышать.

Мир вокруг потемнел, сузился до куска ткани, что впечатывался сейчас в мою щеку. До быстрых ударов чужого сердца. И даже музыка, такая далекая и такая близкая, прервалась. Спина горела, словно по хребту влепили кузнечным молотом. Если так, то на этом все и закончится. С перебитым хребтом не повоюешь. Помню, на Оську-гончара телега упала, бабушка еще тогда… Нет, не хочу думать об Оське.

Теперь я знала, как чувствуют себя травы в ступке, когда их сминают пестиком. Нас с Витом вжимало в каменную стену так, что та, того и гляди, могла треснуть. А еще могли треснуть мы. Все, что я сумела, это чуть приподнять голову, чтобы увидеть шею и подбородок Вита. Увидеть, как дергается кадык на шее мужчины. Он снова пил. Или задыхался. Или и то, и другое одновременно.