Максим Далин - Искра

— Какая же злобная тварь это сделала? — спросил Искра.

Передёрнул младший плечами:

— Кровавый Мор. Невеста моя гнилую оленину ему в ледяной воде варит.

Сжал Искра кулаки:

— Вырасту — заставлю его на волю рабов отпустить и из тундры совсем убраться!

Усмехнулся старший парень горько:

— Где тебе, шаман! Живая душа — как осенний листок, лёгкая. Дунет он — и вылетишь ты из Нижнего мира. Чтобы такого страшного келе победить, надо самому сюда спуститься, схватиться лицом к лицу. Да вот беда: сюда лишь мёртвые попадают, а мёртвые не страшны Мору. Живым — будь они хоть какие шаманы — сюда путь заказан. И медвежонок-вьюга тебе не поможет.

Вздохнул у ноги медвежонок-келе. Прищурился Искра. Сказал:

— Найду способ. Может, есть где-то вход в Нижний мир, что живого человека сюда пустит. Всю жизнь буду искать — а найду. Нечего злой погани людей в рабство обращать.

Переглянулись мёртвые.

— Что ж, — младший сказал, — ищи свой вход. Быстрей ищи: жаловался Кровавый Мор, что стали его рабы стары, сгнили, на ходу разваливаются — новых ему надо. Не нашёл бы он себе новых рабов в землях Ворона.

Ответил Искра — тихо:

— Понял я. Вернусь под небо — сделаю, что смогу, и для вас, и для братьев своих.

Повернулся и прочь пошёл — и тут лицом почувствовал, как рванул в неживом воздухе ледяной ветер — и услыхал, как железные крылья свистят. Оглянулся — и увидал, как летит во тьме Ворон, зелёные сполохи на железных крыльях играют, мрак перед ним расступается с визгом.

Склонил Искра голову.

— Пришёл ты, — сказал. — Что ж, вот я. Хочешь — кровь мою пей, хочешь — мясо ешь, хочешь — говори, слушать буду.

Опустился Ворон на валун, вцепился в камень когтями — кровь из камня потекла.

— Э, — сказал человеческим голосом, — пришёл ты. За мной иди. Дед тебя ждёт.

— Не поспею я за тобой, — ответил Искра. — Ты летишь, я по земле иду, а шаги тут медленны, словно в воде.

— Успеешь, если захочешь, — сказал Ворон, взмахнул крыльями и взмыл ввысь.

Переглянулся Искра с медвежонком — схватил медвежонок его пастью за малицу и вперёд потянул. Обнял его Искра за шею — и тут же подхватил обоих чёрный вихрь, взлетели они над серыми снегами, и понесло их вперёд, будто пушинки.

Смотрел Искра сверху, далеко видел. Берег моря видел — где тёмная вода в серые скалы бьётся, а на берегу келе-тюлени чьё-то мясо едят, то ли кита, то ли кого другого. Богатое стойбище видел: то ли мёртвые там живут, то ли сильная нежить, не разобрать. Круглое озеро увидал: лежит среди пепельных снегов, как плошка, вода в нём тусклая, чёрный вихрь рябь на ней поднял. А неподалёку от Круглого озера тордох стоит из белых шкур — багровое марево над ним повисло, как над пожарищем.

У белого тордоха ворон на землю опустился — сам ростом с тордох. Улёгся вихрь — и Искра ногами о землю с размаха ударился, медвежонок опять к боку его прижался: увидали оба, что к шестам у тордоха два громадных медведя привязаны арканами из человеческих волос. Морды у медведей внимательные, как у людей, багровые сполохи в глазах плывут, а тела — злая метель; почувствовал Искра в них силу беспощадной зимы.

Но не оробел — понял.

Из тордоха Тихая Птица вышел. В парке из седой волчьей шкуры — и седая коса до самой земли, лицо иссохло, руки — как совиные лапы, но глаза горят, словно у волка под холодной луной. Мудро, недобро.

— Пришёл ты… — сказал Тихая Птица.

Однако и тут не испугался Искра. Рад он был деда видеть — и чуял сквозь подземный шаманский морок его человеческую суть.

— Пришёл, — ответил. — Давно хотел прийти, да сил не хватало у меня. Давно хотел спасибо тебе сказать — за медвежонка и за то, что отсюда помогаешь мне.

Помолчал Тихая Птица — думал.

— Вырос ты, — сказал, наконец. — Вижу, как маленький келе к тебе жмётся. Отдам тебе медведей, сам Ворон поможет — но не забудь: шаман за дар свой в ответе и за духов своих в ответе. Слишком ты ещё молод — да ничего, видно, не сделаешь: понадобятся силы тебе. Домой, к Круглому озеру возвращайся.

— Запомню, — сказал Искра. — И домой вернусь, как только смогу.

И в тот же миг почувствовал он, как на плечи его тяжёлые ладони опустились — а чутьём догадался: не ладони это, а лапы Ворона. Громадное крыло перед ним весь Нижний мир заслонило, хлестнули перья по лицу — словно тальниковыми прутьями наотмашь, словно струёй кипятка, до жгучей боли — и вышвырнула боль Искру назад в Срединный мир.

Еле глаза открыл Искра — веки тяжёлые, тело тяжёлое, будто мокрым снегом набито, а половина лица горит нестерпимо. Копьё, учитель и товарищ, смотрит встревоженно:

— Далеко ты на сей раз улетел, Искра. Еле-еле я твоё дыхание слышал — думал, совсем ты это тело оставил. А потом увидел, как на лице у тебя эти перья проступили — и понял: сам Ворон тебя отметил. Силу дал?

Улыбнулся Искра еле-еле:

— Силу дал. А взамен слово взял, что в родное стойбище вернусь. Видно, дед мой, Тихая Птица, чьи-то следы на берегу Круглого озера увидел. Поедем туда, Копьё!

Ответил Копьё хмуро:

— Поедем, когда в себя придёшь. Не то улетишь по дороге — где стану душу твою ловить… Мясного отвара тебе выпить надо и выспаться без шаманских чар — а без того не повезу я тебя.

— Правильно ты говоришь, — прошептал Искра и провалился в сон — снилось ему, как неистовая метель по лицу его режет и сечёт, боль снилась, ледяная и раскалённая.

Только на следующий день заглянул Искра в плошку с водой. Лицо своё увидел — наполовину в чёрных перьях шаманской татуировки. В чёрных перьях Ворона.

Два лица у шамана: одно — чистое, для мира людей, второе — отмеченное клеймом Нижнего мира. Два пути у шамана — на свет и во тьму.

Есть, из чего выбирать.

Вернулся Искра домой вместе с солнцем — новая весна начиналась.

Смотрел вокруг — и дивился: в памяти тордохи концами жердей в небо упирались, вешала облака цепляли — а нынче… «Как же, — думал, — вырос я. И как был мал, раз камешек горой мне казался, а евражка — медведем».

Увидали упряжку Копья дети Ворона, сбежались. Спрыгнул Искра с нарты — мать увидел, а она — его.

Подбежала, обняла, нюхать стала — глаза, волосы:

— Вернулся, мой оленёнок, мой огонёк, мой желанный, светлый, тёплый, вернулся! — и отстранилась. — Уже не младенцем — юношей пахнет от тебя.

Тронула пальцами татуированную щёку, подняла голову за подбородок, заглянула в глаза:

— Ты ли это, Искра? Ворон тебя отметил, огонь отметил — глаза отца у тебя, повзрослел ты. Помнишь ли меня, шаман?

Искра руки её взял, прижал ладони матери к своим щекам:

— Почему так говоришь, мама? Каждую минуту о тебе помнил. Очень хотел домой, только ведь нельзя было мне — сама знаешь.

Смотрела на него Ранняя Заря гордо и грустно: