Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

— Спасибо. Так вот. Сексуальность, она приходит еще до ума. До разума, в смысле. И до любви.

— До любви, — с вызовом повторила, обводя глазами ухмылки, — если читать спецлитературу по физиологии человека, то существует даже период младенческой сексуальности, когда дети играют в доктора. И показывают друг другу. У меня тетка воспитатель в детском саду, она знает, как это. Но нас не интересуют маленькие дети.

— Мыж не педофилы, — просипел Вовка Клячко, но сосед по парте пихнул его локтем, — та заткнись.

— Да, — согласилась Женя, — но еще мы просто старше. Гормональная перестройка случается в тринадцать, допустим, лет, или даже раньше, и происходит второй период гиперсексуальности. Потому что гормоны сильнее, организм не привык. Извините, Данила Валерич, это предисловие, а теперь — книжки. Роман «Лолита». И кино еще есть. Все читают, ах, какой подлец, влюбился в девочку, да? Но почему-то совсем пропускают, что Лолита уже имела секс, а ей двенадцать лет всего.

— Нихренасе, — высказался Капча, — а вот еще кино такое есть…

На этот раз его в спину пихнул сам Клячко.

— Все случилось в лагере для подростков. Лолите просто было скучно. И подружки ее просто уговорили. Они были — продвинутые девочки. Знакомо, да?

Широкие светлые глаза остановились на Ане.

— Теперь лезем в гугл и читаем, когда написан роман. И в какое время жила Лолита. Сюрприз! Середина двадцатого века.

Она помолчала секунду и видя, что никому это ни о чем не говорит, пояснила:

— Допустим, что Лолита родилась в тыща девятьсот сороковом году. Моя мама, например, родилась в девятьсот семидесятом. А моя бабушка — в сорок четвертом году. Совсем просто посчитать, если умеешь даже на пальцах. Так что, Лолита была ровесницей моей бабушки. Теперь вопрос — кто современнее и продвинутее?

Она снова посмотрела на Ану.

— Выходит, что полвека назад были девчонки, которые занимались этим… ну, сексом, совсем еще девчонками. Но я как раз хотела все это не из-за секса сказать, понимаете?

Она повернулась к Даниле. Тот молча кивнул. Женька спохватился, поворачиваясь к приоткрытой двери — в коридоре пусто.

— Я хотела сказать, что нам кажется, все меняется, и ничего раньше не было такого. А на самом деле, оно было и повторяется. Просто мы забываем. Или не хотим знать.

— Па-адумаешь, — протянула Ана, все разглядывая свои руки, — она, может, вообще дурочка была, Лолита эта. Ну… в смысле, она… и потом, нам уже по шестнадцать!

— А она такая была — уже в двенадцать, — парировала Женя, — так кто продвинутее? Нынешние девчонки или их бабушки?

— Бабушки, — потрясенно повторил Капча, с восхищением глядя на Женю, — нихренасе, Местечко, ну ты рубанула, так рубанула.

— Можно сказать, что роман Набокова уникальный. Ну, по качеству, может и да, хотя мне он не понравился. Но если искать, или хотя бы понимать, что читаешь, то все это можно найти и в других книгах, просто не пропускать, в какое время все происходит. К примеру, Борис Виан.

Она посмотрела вопросительно на Данилу, тот кивнул, сидя с приоткрытым ртом и задранными бровями.

— Виан. У него есть романы, написанные под именем Вернона Салливена. Четыре всего штуки. В одном как раз тоже есть такой момент.

— Женя, — с настороженностью в голосе сказал Данила, — вот про Салливена, пожалуй, не надо уже.

— Я быстро. И я не буду с подробностями. Там герой едет в маленький городишко, в Америке. И там такие девчонки-школьницы. Они просто скучают. Понимаете? Скучают, и потому занимаются этим всем. Им — как раз по шестнадцать, а Виан писал, сейчас, я сама вспомню, тоже в пятидесятые годы! Музыка была другая, одежда другая. Другие машины и вообще. А люди — они были точно такие же. И кое-чем совсем даже не нужно гордиться, это все мы, ну, в смысле люди — проходили. И шишки набивали.

— Женя, — внезапно для себя позвал по имени Женька, прикрывая дверь, — ой, Данила Валерич.

— Я все, — сказала Женя и пошла к своей парте, опуская голову, так что легкие пряди пересыпаясь, закрыли лицо.

Все молчали. Данила осмотрел класс. Покачал головой.

— Был бы я очень рад, если бы хоть в паре умишек задержалась не лекция, немного нескладно рассказанная уважаемой Евгенией, а то, как нужно этими умишками пользоваться. Но, скорее всего — увы.

Он резко придвинул к себе журнал, занес над ним ручку.

— Евгении Местечко — пятерка в четверти. Всем остальным, за внимание и почти тишину — четверка за первый зачет и освобождение от одной из трех книжек. Кто захочет пятерку — подходите сейчас, оставлю пустое место. Для третьей книги и записей о ней. Свободны, удавы. Ах, да. Желательно — не разглашать, а то отберу оценки обратно.

Он не встал, опустив лицо и по-честному проставляя в нужной графе аккуратные четверки. Даже двоечникам. Даже Емецу и Степушкиной, которые не пришли.

— Падумаешь, — еще раз высказалась Ана, усаживаясь после приветствия классной. Та вошла, заполнив класс запахом пота и духов, дыша взволнованно, сразу же заговорила о капремонте и о том, что ветром развалило чердачное окно, а оно посыпало черепицу. Прямо на тротуар, представляете, Данила Валерич!

А Женька с тоской заметил, как Данила, выходя, нашел глазами Местечко, которая уже не была такой пятнисто-алой, а была просто слегка неровно загорелой со слегка пятнами конопушек. И подмигнул ей, прощаясь.

И вот, после суматохи двух последних дней в школе — вечер Азовского феста. Как мрачно думалось Женьке, с самого своего начала он оказался совсем неудачным.

Сперва ехали в маршрутке, Ана уселась вплотную к водителю, молодому мужику в цветной рубахе с закатанными рукавами, томно смеялась, вертя на пальчике круглые модные очки, ойкала, когда тот лез к ручке скоростей, задевая ее загорелую коленку. Перед конечной приобняла водилу за потную шею, что-то шепча, а тот кивал, ухмыляясь и ползая по сердитому Женькиному лицу понимающими наглыми глазами.

Потом их встретила целая компания. Какие-то парни, отодвигая висящих на них Олю, Лилю и Элю, по очереди расцеловались с Аной и после каждого поцелуя она победно взглядывала на Женьку, наслаждаясь своей популярностью. К облегчению кавалера, Ана решила поставить палатку отдельно, так что, еще довольно долго шли, удаляясь от музыки и мегафонов, петляли по тропке между лохматых кустов лоха, усыпанного жемчужными ягодками, и прибыли на крошечную полянку, где томился пацанчик лет десяти у горы сваленных в центре рюкзаков. Под руководством Аны отобрали у Женьки палатку, в два мгновения растянули оранжевый пузырь, пацанчику выдали денежную бумажку и тот умчался, сжимая ее в кулаке. А сами, снова перецеловав Ану в щечки и в губки, подхватили свое добро и отчалили, забирая трещащих подружек.