Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

И никак не понять, есть ли среди этих цветных кукольных фигурок Женя Местечко, которая, наверняка, тоже в костюме, во всяком случае, Женьке вдруг сильно захотелось, чтоб она там не в купальнике, про который сказал Капча — ебабельный вариант она в нем.

В кино все легко, думал Женька, с мрачным лицом уходя под воду, касаясь пальцами мутного песка и раскрывая глаза в светлую легкую муть с мутными же белыми пятнами ракушек, в кино он бы уже пошел себе в толпу, искать, был бы поближе, последил. Чтоб ее не обидел никто. Как она краснела на уроке. И вроде старается выглядеть такой — сильно самостоятельной и спокойной, но видно же — иногда пугается, и сразу хочется быть совсем рядом. Но в жизни — палатка стоит, там вещи. Мать за палатку сожрет, если украдут, а собирать и таскать на себе, и ругаться с Аной тоже совсем не маст.

Придется идти вдвоем в «Кокос», понял Женька, ну и ладно, там разберемся, на месте.

На пляже уже было совсем пусто, народ стягивался к центру веселья, солнце укатывалось за рыжее, а теперь уже потемневшее полотно степи, что раскинулась за низким береговым обрывом. И ветер, наконец, стих, но комаров не было. Не было и Аны. Женька собрал коврик, почти занесенный песком, встряхнул и, повесив на руку, пошел к палатке, на смех и голоса.

Ну, разумеется, посреди травяного пятачка сидели на корточках два незнакомых парня, в плавках и в бейсболках, один курил, другой что-то оживленно рассказывал. Снизу вверх, замолчав, посмотрели на Женьку.

— Щас выйдет, — сказал тот, что с сигаретой, — пока там будете, посторожим. Ана попросила.

Женька подождал еще, но парни молчали, и он просто кивнул, не стал говорить имени, они ведь тоже не сказали ему. Интересно, кто они Ане? Неужели она, прям, со всеми ими спит, как постоянно везде сует под нос, что ее все любят? И тут же пришел второй вопрос — неужели она думает, что это всем надо рассказывать, и все, прям, ахнут и кинутся на нее? Третий, насчет, неужели она уж такая стоеросовая дура, Женька благородно отринул, и думать не стал.

А тут и Ана вылезла из палатки, задирая согнутые ноги на высоченных шпильках — пятиться, как нормальные люди не стала, постаралась покрасивее, но вышло все равно смешно. Понимая это, девочка резко выпрямилась и ойкнула, бережно поправляя трикотажное черное платье, коротенькое, без лямок и с разрезом на бедре.

— Коленька, Костя, мы ушли. — тонкий пальчик покачался над головой Коленьки с сигаретой, — девок ни-ни, ясно? Часа через три вернемся.

— Та идите уже, — сказал Костя, валясь на землю задницей и вытягивая облепленные песком ноги, — сказали, посторожим.

Ана уцепилась за Женькин локоть. Скомандовала:

— Пойдем по дороге, а то у меня каблуки.

На грунтовке ей все равно пришлось разуться и, ойкая, она висла на Женькиной руке, неуклюже перебирая ногами по засохшим глиняным кочкам и ямкам. Почему-то не болтала о пустяках, может, сильно раздражалась от дороги, гадал Женька, но был доволен, что не приходится кивать и агакать на всякую ерунду. Тут уже было темно, солнце играло зарю над черной кромкой обрыва и от алого неба тень казалась еще гуще. Изредка проезжали мотороллеры и машины, пыля сушеной глиной и обдавая музыкой из раскрытых окон.

— Они тебе кто? — спросил Женька, решив, что имеет право, полдня уже на побегушках у красотки Аны.

— Колька с Костей? Та… — девочка споткнулась, наваливаясь на его плечо, — вот паскудство, скорее бы уже после школы и права. Буду сама ездить.

— Встречалась, что ли?

— А ты ревнуешь? — Ана довольно хихикнула.

Женька хотел сказать честное «нет», но ведь обидится. Пожал плечами, которые уже ныли от рюкзака и повисшей на локте спутницы.

— Перестань, — утешила Ана, — они просто с Норисом тусуются. А Норис сказал, если мне что надо, чтоб делали. Ты что, Нориса не знаешь?

— Ну, слышал да.

Ана свысока усмехнулась, бросив его потный локоть и обходя, чтоб повиснуть на другом:

— Стой. А то у меня рука устала. Нориса все боятся. Он очень опасный. А меня он любит. Поэтому меня никто не трогает, это раз. А еще его пацаны, с его тусовки, они знают, если я попрошу — надо делать.

— Встречалась, что ли? — спросил Женька уже про Нориса.

— Ага, — легко ответила Ана, — как хорошо, уже пришли почти. Стой, я обуюсь.

— Он же старый. Ну, в смысле…

— Потому, Женечка, мы с ним просто дружим, — наставительно объяснила Ана, — он хороший, он меня бережет.

Женька возвел глаза к небу, темнеющему над белым куполом пляжного бара, и промолчал.

В «Кокосе» его посетило совсем уже полное отчаяние. Ана выбрала столик у самого танцпола, смеясь, махала рукой знакомым, и как у нее рука не отвалится, мрачно думал Женька, припоминая, сколько же у него в кармане шортов наличных. Хорошо, успел поменять мелочь из копилки вдобавок к вытащенным из нычки и своим карманным полтыщам. Закатанное в пластик меню пугало нулями после пары цифр, и он почти с ужасом ждал, чего же Ана решит назаказывать. Но она попросила порцию мороженого и коктейль. Женька мысленно подсчитал и решительно заказал официанту — пареньку в белых штанах и тельняшке — два мороженых и два коктейля. В рюкзаке, поставленном на песок, тыкалась в ногу прихваченная из палатки бутылка шампанского.

А вот Жени и Капчи среди цветной орущей толпы, прыгающей у самого столика, не было. И это совсем плохо, понимал Женька. Наверняка Капча утащил девочку в темноту, водит там под ручку, показывая на звезды, и распинается, брешет о своих путешествиях, в которых батя Капчи — разумеется, дипломат, а мать — фотомодель. Хотя на самом деле дядя Петя, который от них ушел, водил здоровенный грузовик, а тетя Валя торговала парфюмами в ларьке на центральном базаре…Он ведь сам сказал, в баре с Местечкой делать нечего, вспомнил Женька телефонный разговор. Вот же, козел какой.

Ана возникла из толпы, прыгнула на свой стул, но сразу вскочила, кинулась к Женьке, тормоша его за плечи и свешивая на лицо душистые пряди волос:

— Ты чего такой смурной? Смотри, кайф! Скоро салют будет! Ну, фейерверки начнут запускать. Ты чего не танцуешь, а? А то уведут у тебя Ану, плакать будешь!

Она вдруг замолчала, волосы скользнули и исчезли. Женька неловко повернулся на стуле, который увязал тонкими ногами в рыхлом песке. За его спиной рядом с Аной стоял тощий парень в белой рубашке, распахнутой до самого пояса белых же брюк. Черные от загара руки оттопыривали карманы. А над темным лицом белела сбитая набекрень шляпа-стетсон. По бокам парня молча и неподвижно высились еще трое — массивные, в каких-то тишотках и широких шортах. В бликах и вспышках не разобрать, что выражают лица четверки, только поблескивали из-под белых полей шляпы глаза.

Музыка стихла, но тут же завелась снова, ведя томную мелодию под легкий пересып шелестящих погремушек. Вступил хрипловатый женский голос. Стетсон приобнял Ану за талию и толкнул к плитам танцпола, уложенным на песок.