Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

…А было на уроке литературы так.

Данила влетел в класс, откидывая со лба темную прядь, которая выбилась из завязанного на затылке хвостика, поднял руку, усаживая топчущихся у парт детишек. Сел сам, вытягивая в проход длинные ноги в голубых вытертых джинсах.

— Так, пипл. Из-за того, что родимая гимназия вот-вот развалится прямо нам на головы, получено указание не тянуть и не телиться, а быстренько дать вам задание и через двадцать минут встретите возлюбленную свою Марию Салимовну с напутствием. Я…

Он оглядел сидящих темными глазами под густыми ресницами, с юмором развел в стороны длинные руки:

— Я уложусь в три минуты. Задание вам на сентябрь — осилить по три художественных книги. Любых. Как называется такая литература, Войченко?

Ана неохотно положила на парту смартфон и зазывно улыбнулась Даниле, облизывая блестящие губы.

— Все ясно, — убедился учитель и перевел взгляд на ряд у дверей, — Беседкин, счастье мое, как?

— Беллетристика, Данила Валерич. С двумя «лы», двумя «е» и двумя «и».

— Голова, — восхитился учитель, — считай, и по языку ползачета сдал. Забыл еще — с одной «б», двумя «т» и, что там у нас еще?

— «Сы» еще! — заорали с парт, радуясь, — и «а», и «а»! «Р-р»!

— Натуральный зоопарк вышел, — обрадовался Данила, и понесся дальше, — кстати, если без зоопарка, где еще вместе встречаются ваши «иа» и «р-р»? ну, кто помнит ясли, детсад, Арину Родионовну с кружкой?

Класс привычно хохотал, переглядываясь, влекомый мощным потоком хитрой учительской болтовни.

— Винни-пух! — пискнула маленькая Светка Лепилина и на всякий случай съехала на стуле пониже.

Вот уж кто серая мышь, отметил Женька немного ревниво, он тоже хотел назвать эту книгу, но постеснялся — детская же.

— Отлично, Лепилина! Прямо сейчас ставлю в журнал пятерку, если… ес-ли… Назовешь автора сей беллетризованной истории про осла, медведя и Тигру! Время пошло!

Все притихли. Светочка съехала еще ниже.

— Милн, — сказал Женька сиплым голосом, — Алан Александр.

Данила задержал ручку над раскрытым журналом.

— Итак… по справедливости делим оценку пополам и оба знатока получают у нас — двойку Смоленский и трояк — Лепилина!

— Данила Валерьич! — завопила Светочка, вскакивая из-за парты.

Все радостно заржали. Учитель кивнул, тоже смеясь.

— Шучу. Садись, Лепилина, четыре. Когда вернетесь, отягощенные осенним загаром и полные дополнительных приключений, напомните, я расскажу вам о прекрасной поэзии Милна и его детских гениальных стихах. А сейчас я закруглюсь, хватит забав. Вы прочитаете три любых книги, и о каждой напишете мне кратко — содержание, впечатления. Мысли. Если они у кого появятся. Все.

Он посмотрел на часы, охватывающие сильное запястье тяжелой металлической чешуей.

— Еще пятнадцать минут. Кто-нибудь жаждет потрепаться о литературе? Полет — свободный, направление любое, ограничение — до прихода Мане… Марии Салимовны. Итог — пятерка по литературе за первую четверть.

— Шутка, да? — после небольшого молчания переспросил Капча.

Но все видели — Данила не шутит. Он умел так — всех на уши поставить, и внезапно самый тупой ученик вдруг высказывался и садился, горя ушами и не веря счастью — пятерка в четверти за полчаса трепа.

— Ну? — поторопил всех Данила, — тяжело с кондачка начать? За то и пятерка.

И вдруг раздался голос Аны, сладкий такой, зазывный. Немного презрительный.

— Данила Валерич. Ну, что эта литература, там старенькое все. А мы современные люди (она оглядела свои руки и вырез на майке, снова облизнула губы, обращая к учителю манящий взгляд), продвинутые. Нас, между прочим, интересует жизнь. А не то, что в книжках писали… анны каренины всякие, онегины.

Женька нахмурился, видя, что Данила немного покраснел под откровенным взглядом девочки. Достала уже эта Ана, что она лезет вперед всех своими сиськами… Нужно, чтоб он ее срочно отбрил, он же всегда знает, что сказать.

Но сейчас даже уверенный Данила как будто слегка растерялся от напора своей же ученицы.

— Можно я? Скажу, — все головы повернулись к задней парте, на которой, снова одна, тихо сидела Женя Местечко.

Сейчас она встала, поправляя ту же самую белую тишотку, которая краем вылезла из пояса мешковатых джинсов. Широкое лицо немного покраснело и пятна веснушек стали ярче, словно карта проявилась, показывая рыжеватые материки на легко загорелых морях с океанами.

— Разумеется, — с интересом согласился Данила, придвигая к себе журнал, — ты у нас новенькая, да? Забыл фамилию, извини.

Ана хихикнула, сплетая и расплетая ухоженные пальцы.

— Местечко, — звонко ответила та, но голос все же переломился, пришлось кашлянуть, — Женя. Евгения. Местечко.

— О чем будешь нам петь, Женя?

— Петь, — тихо прокомментировала Ана. На этот раз захихикали Оля, Лиля и Эля. Испуганно замолчали, когда Данила гаркнул, поднимая от журнала голову:

— Всем тихо!

— Как раз об этом. Мода на подростковую сексуальность, в литературе. В произведениях литературных. И в реальной истории.

Данила бросил ручку и уставился на Женю. В классе стало совсем тихо. Через секунду он скосил глаза на часы, что-то решая в уме. И кивнул, а породистое красивое лицо загорелось авантюрным вдохновением.

— Уложись в десять минут, Женя.

На Женьку внезапно сошло просветление. Ну, конечно. Если Манечка услышит, что они тут толкуют про сексуальность — с Данилой, да еще девчонка рассказывает, все слушают, ох будет скандал. Данила может попасть под раздачу, но решил рискнуть.

Женька прикусил губу и поднял руку.

— Данила Валерич? А можно я выйду? Ну, не совсем выйду, душно мне чета, можно я у двери постою?

Тот кивнул, расширяя глаза.

— Да, Смоленский. Спасибо, Смоленский.

— Ты чо, отравился, что ли? — прошипел вслед Капча, но тут же потерял интерес, пожирая глазами вышедшую к доске Женю.

Никто не поймет, подумал Женька, становясь у самых дверей и приоткрывая самую чуточку — чтобы видеть коридор и слышать шаги. А Данила врубился, что я на стреме. Молоток Данила.

Женя обвела глазами класс и кашлянула, пятна на лице почти пылали легкой алой краской.

— Каждое поколение думает, что они — самые продвинутые. И если бы не литература, дураки и дурочки так и считали бы, что все современное — оно самое продвинутое. Правда, дураки и дурочки книжек не читают. Но все равно — эти книжки есть, кто захочет, прочитает, и можно сесть, и подумать, что я такое прочитал. Прочитала. А еще — посмотреть, когда книжка написана. И когда жил сам писатель. Что сейчас хорошо, у гугла спроси и любые сведения выдаст. С чего мне начать? Я на память все не могу, если бы дома подготовиться, я скажу про то, что помню, да?

— Хорошо, Женя, — Данила кивнул, с уважительным удивлением рассматривая распахнутые глаза странного цвета и легкие волосы ореолом вокруг головы, — не волнуйся. Я слушаю.