Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

Я убью их всех за это. Эта мысль согрела меня лучше, чем огонь и горячий чай.

Послышался глухой стук копыт. Я поднялся, но Риддл оказался у двери хижины и распахнул ее прежде, чем я смог разогнуться. Он поднял фонарь, и сквозь слабый свет я разглядел подъезжающего Ланта. Персеверанс уже спешился.

— Выглядишь ужасно, — поприветствовал Риддл Ланта.

Тот не ответил, но, ступив на землю, сжался от боли.

— Заходи внутрь. Согрейся, — сказал Риддл, беря поводья его лошади.

— Я сделаю это, сэр, — предложил Персеверанс, и Риддл с благодарностью вручил ему поводья и фонарь.

— Помочь тебе? — спросил я от порога. На самом деле меня уже страшила мысль о том, что вновь придется натягивать сапоги.

— Нет. Спасибо. Сэр.

Он был очень зол на меня. Ну и пусть. Все три лошади пошли за ним в стойло.

Лант медленно вошел в хижину. Я отступил назад, чтобы дать ему пройти. Он двигался тяжело, лицо его побледнело от боли и холода. Не глядя на меня, он прошел и сел на мой стул у огня. Риддл предложил ему чашку чая, и Лант молча взял ее.

— Было бы разумнее вернуться, — сказал я ему.

— Наверное, — коротко ответил он. — Но уважение Чейда мне важнее.

На это ответить было нечего. Когда, отряхнув снег у порога, вошел Пер, Риддл отдал ему второй стул. Ворона прибыла вместе с мальчиком. Она поднялась с его плеча и, приземлившись на стол, молча отряхнулась. Я наполнил кружку чаем, и Пер взял ее у меня, пробормотав благодарность в пол.

— Вода! — потребовала Мотли. — Еда. Еда, еда, еда!

Мы с Риддлом еду захватили. Я рассчитывал только на себя. Лант ничего не взял с собой, вероятно, полагая, что по дороге мы будем останавливаться в деревнях и гостиницах. У мальчика был только зерно для лошадей.

— Мой па всегда говорил: прежде думай о лошади, ведь она может нести тебя, а ты ее нет. И всегда можно приготовить себе кашу. Потому что лошади нельзя давать то, чего ты сам съесть не можешь.

Объявив это, Пер положил на стол маленький мешочек рядом с моим вяленым мясом и высушенными яблоками. «Вы с отцом понравились бы Барричу», подумал я.

Риддл покачал головой, глядя на это скудное пиршество. Из седельных сумок он достал буханку темного, сладкого хлеба, большой кусок сыра, хороший ломоть ветчины и мешок с сушеной сливой. Нам двоим с лихвой хватило бы этого, да и на четверых оказалось достаточно. Мотли довольствовалась обрезками. Я приготовил свежий чай, и, пока Лант и Пер грелись, сходил за дровами, чтобы пожарче растопить камин на ночь.

Когда я вернулся, все зевали.

— У нас есть план на завтра? — устало спросил Риддл.

— Встать пораньше. Поехать. Найти Би и Шайн. Убить людей, которые их увезли. Вернуть девочек домой.

— Это план? — недоверчиво спросил Лант.

— Судя по тому, что я знаю, это лучшее, что я могу сделать, — ответил я. Риддл кивнул в знак согласия и подавил глубокий зевок. Пер уже клевал носом у огня. Я взял недопитый чай из его руки.

— Ложись-ка спать, — предложил я ему. — Завтра будет еще один день.

Он зевнул, встал и поплелся к лежанке, не разуваясь, лег и мгновенно уснул.

— Как рана, Лант? — спросил я.

— Болит, — пробормотал он в ответ. — Все еще болит. Я с утра был уставшим. Теперь у меня совсем нет сил.

— Ты не виноват. Ты все еще болен. Если бы Чейд был в состоянии рассуждать, он бы понял, что не должен никуда посылать тебя. Ты не виноват. Тебе нужно просто хорошенько отдохнуть.

Я не сразу понял, почему стараюсь успокоить его. Вина. Он чувствовал себя виноватым за то, что не защитил Шайн, когда ее схватили, а теперь — за то, что у него нет сил спасти ее. А завтра, я знал, он почувствует себя еще хуже. Он встал со стула, качнулся и медленно побрел к лежанке. Там укутался поплотнее в плащ и замер.

— Фитц? — задумчиво спросил Риддл.

— Прости, — солгал я, вставая. Я поймал его, когда он начал падать, и осторожно опустил на пол. Приподняв за плечи, я подтащил его ближе к огню. Нашарив плащ, я укрыл Риддла. Пересиливая себя, он открыл глаза.

— Позаботься о Ланте и мальчике, — попросил я его. — Ты этим очень мне поможешь. А свою работу я сделаю лучше, если буду один. Не злись. Я всегда был коварным бастардом. И ты это знаешь.

— Фиицц, — умудрился выдавить из себя Риддл, и глаза его закрылись. Я тяжело вздохнул.

— О, Фитц, — сказала ворона странным голосом, похожим на голос Шута. Прозвучало как упрек.

— Я делаю то, что должен сделать, — ответил я ей. — Тебя я тоже с собой не возьму.

Я подкинул бревно в огонь, лег рядом с Риддлом, спиной к нему, укрыл нас еще одним плащом и закрыл глаза. Заснуть я себе не позволил. Такой роскоши мне не досталось. Я отдыхал, пока бревно, укрепленное в камине, не упало с треском.

Услышав его, я поднялся. Насыпав семян на кусок хлеба, я вышел к лошадям. Двигался я тихо, разбудив Флитер и прикосновением, и мыслью.

Ее обманывать я не стал.

— Если ты съешь это, у тебя появятся силы скакать всю ночь и весь завтрашний день.

Я думал, она спросит меня о чем-нибудь. Ночной Волк обязательно бы спросил. Вместо этого она без колебаний цапнула хлеб с моей руки. Ее доверие угнетало меня. Вряд ли ей навредит это, но все-таки мне не нравилось то, что я сделал. Я вернулся в хижину, давая время семенам войти в силу.

Слегка вжав семена карриса в остатки сыра и поджарив его на уже подсохшем хлебе, я тоже поел. Семена карриса часто использовали на праздничных тортах для настроения и придания сил. Я смотрел на это трезво. Действие их зачастую оканчивалось слишком резко. Я хорошо помнил то падение Чейда, к которому привела эта привычка. Хлеб, расплавленный сыр и острые семена оказались вкусны, я сразу почувствовал бодрость. Теперь по крошечной хижине я двигался почти беззаботно. Все трое спали тяжело и до полудня не должны были проснуться. Вороне я отрезал небольшой кусок хлеба и налил в кружку воды. Перед уходом я еще раз проверил Персеверанса, беспокоясь, не дал ли ему слишком большую дозу своего чая. Но его дыхание было сильным, и он даже что-то пробормотал, пока я искал пульс на его горле. Все будет в порядке. Я промыл все кружки и, набив горшок снегом, растопил его, добавив к воде все свои запасы коры делвен. Пора исчезнуть из течения Скилла. Я так и не сказал Чейду, что сохранил щепотку ее для себя. Тогда это казалось хорошей идеей. Теперь, выпив горькое пойло, я понял, что никто не сможет спрятать мою дочь от меня или одурманить мой разум. Я почувствовал, как захлопнулся Скилл, как притупилось сознание и тело наполнила странная энергия. Я вымыл чайник и вернул его на стол. Собрал кое-что из еды, подбросил дров в огонь. Когда я вышел за дверь, то услышал резкий хлопок крыльев и почувствовал пощечину черных перьев сбежавшей вороны. Она полетела к крыше конюшни и осыпала меня снегом, устроившись там. Луна стояла высоко, но даже сейчас она казалась темным пятном на темном небе. Я посмотрел в ее сторону.