Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

— Да, именно, в галерее. Это гораздо более сложная пыточная, чем ты можешь себе представить. Там они могут вскрыть грудную клетку привязанного ребенка, который бесполезен для них, чтобы показать, как бьется сердце и отекают легкие тем, кто хочет стать целителем. Или палачами. Многие приходят, чтобы посмотреть на пытки, кто-то — чтобы записать все сказанное, а кто-то — чтобы скоротать скучный денек. Фитц, когда ты можешь управлять происходящим, когда можешь истребить голод или сделать процветающим морской порт и его жителей, страданий, выпадающих на долю одного человека, становится все меньше. И мы, Белые, их рабы, которых можно убивать или размножать, если захочется. Да, у них есть галерея. И Двалия видела, как я сдался.

— Жаль, что я не смог убить ее тогда. За тебя и за себя.

— Мне тоже жаль. Но есть и другие. Те, кто поднял и воспитал ее. Те, кто дал ей силу и власть.

— Расскажи мне о них.

И в тот день Шут говорил, а я внимательно слушал. Чем больше говорил он, тем спокойнее становился. Он понимал, как необходимо мне то, что он знает. Он говорил о подземном источнике, снабжающем дворец водой, о четырех башнях, где отдыхали члены Совета. О рогах, звучавших тогда, когда люди пересекали дамбу и входили в укрепленный город Белого острова, и о колоколе, который звонил, чтобы предупредить о начале прилива. Об обнесенном стеной саде и о прекрасном доме, где жили Белые и полукровки, не зная иного мира.

— Выросшие как скот в загоне, считающие этот загон всем миром. Когда я впервые приехал в Клеррес, Слуги держали меня отдельно от своих Белых, и я искренне считал, что я единственный Белый, оставшийся в этом мире. Единственный Белый Пророк в этом поколении, — он помолчал, потом тяжело вздохнул. — Однажды Бледная Женщина, в то время еще маленькая девочка, потребовала встречи со мной. Она возненавидела меня с первого взгляда, потому что я был уверен в себе так, как она никогда в себя не верила. Она приказала нанести мне рисунок на спину, и они так и сделали. А когда закончили, то посадили меня к другим. Фитц, они надеялись, что от меня пойдут дети. Но я был молод, слишком молод для таких вещей, я просто рассказывал всем о своей семье, о доме, о рыночных днях, коровах, дающих молоко, и как выжимают виноград на вино… Ох… Как же они завидовали этим воспоминаниям и как же они требовали, чтобы я признался, что это просто сказки. Днем они смеялись надо мной и сторонились меня, но по вечерам собирались вокруг, задавали вопросы и слушали мои рассказы. Пытались высмеивать их, но я чувствовал их голод. По крайней мере, какое-то время у меня было все то, чего они никогда не знали. Любовь родителей. Дразнилки сестры. Маленькая белая кошка, которая охотилась на мои пятки. Ах, Фитц, каким счастливым ребенком я был!

Эти рассказы обостряли и мой голод, до тех пор, пока я не решил, что пора что-то делать. И я сбежал. И долго добирался до Баккипа. Чтобы ждать тебя и сделать то, что должен.

Он говорил и говорил, а я завороженно внимал тому, чего он никогда мне не рассказывал. Сидел, слушал и боялся перебить. Когда он замолчал, я понял, что день близится к вечеру. А мне еще так много нужно было успеть.

Я уговорил его позвать Эша, чтобы он принес ужин и, быть может, устроил ванну. Я уже понял, что Шут не купался и не переодевался с дня своего злоключения. Когда я встал, он улыбнулся мне.

— Мы пойдем туда. Мы их остановим.

Это прозвучало как обещание.

— Я всего лишь один человек, Шут. Твоя миссия требует сил целой армии.

— Ты — отец украденного и убитого ребенка.

От этих слов боль и ярость затопили мой разум. Я не стал отвечать, но чувствовал, что он понимает, что сейчас сотворил.

— Я знаю, — признался он сам. — Знаю.

Позже в тот же день я постучал в дверь Чейда, и, не дождавшись ответа, вошел. Чейд дремал в мягком кресле перед огнем, положив ноги на низенький табурет. Я подошел к двери его спальни, ожидая найти там кого-нибудь, Шайн, Стеди или подмастерье.

— Мы одни. Наконец-то.

Звук его голоса испугал меня. Я обернулся, но глаза его все так же были закрыты.

— Чейд?

— Фитц.

— Ты говоришь намного лучше, чем в последнюю нашу встречу. Почти как раньше.

Он глубоко вздохнул и открыл глаза. Проснувшись, он стал выглядеть как-то старше.

— Не лучше. У меня нет Скилла. В моем теле ломит каждую кость. Суставы болят, желудок все время пуст, сколько бы я ни съел, — он посмотрел на свои ноги. — Все это догоняет меня, мой мальчик. Все мои годы.

Не знаю, что заставило меня сделать это. Я подошел к его креслу и сел на пол рядом, будто мне опять одиннадцать, а он — мой учитель. Он положил костлявую руку на мою голову и взъерошил волосы.

— Ох, мальчик мой. Мой Фитц. Вот ты где. Итак, когда ты уезжаешь?

Он знал. И в этот момент он снова был Чейдом, который всегда рядом и всегда все знает. Как приятно было поговорить с тем, кто изучил меня до мозга костей.

— Как только смогу. Я ждал погоды, читал и вернул себе Скилл. Подтянул мышцы и немного попрактиковался с оружием. Сколько времени убил зря.

— Никогда не считай заточку ножа потерянным временем. В конце концов и ты понял это. Больше не ученик, не подмастерье. Именно это сделало тебя мастером.

— Спасибо, — тихо сказал я, удивленный теплом, пропитавшим его слова. — Часть пути я пройду через колонны, потом немного по суше, а в конце найму корабль. Это будет долгая дорога.

Он кивнул. Его рука все еще лежала на моей голове.

— Мой сын хочет пойти с тобой, — тихо сказал он.

— Лант?

— Да. Он часто говорил об этом, когда думал, что разговаривает только с моей опустевшей оболочкой. Он хочет уйти. И я тоже хочу, чтобы он пошел. Возьми его с собой. Пусть он проявит себя и вернется ко мне мужчиной.

— Чейд, я не могу. Он не…

— Он не похож на нас. Ему не хватает ненависти. Нет жажды мести. Он был потрясен тем, что случилось с его так называемой мачехой, но это было необходимо. Я это знаю, но он не видит ничего подобного. Он готов бы побежать к ней и заявить, что не станет претендовать на поместья Виджиланта. Считал, что это может ее успокоить, — Чейд покачал головой. — Он не признает зла, даже когда ему ломают ребра. Он хороший человек, Фитц. Наверное, лучше, чем мы с тобой. Но он не чувствует себя мужчиной. Возьми его с собой.

— Я не понимаю, зачем ему идти.

Чейд усмехнулся.

— Вы близки, как братья. И кто был моим мальчиком, пока не было его? Мои рассказы об этом безымянном мальчике вдохновили его на соперничество и желание быть похожим на него. Понравиться ему. С начала его обучения я сделал вас соперниками, считая, что он никогда не станет лучше. Он же был уверен, что сравняется с тобой. Он очень хотел подняться, чтобы остаться в нашем кругу. Затем встретил тебя вживую и потерпел неудачу. Потом снова, и еще раз. Фитц, я не могу дать ему то, что он ищет. Я знаю, ты хочешь идти один. Это было бы ошибкой. Поверь мне и возьми Ланта. Пока он не заслужит твоего уважения, он не обретет себя. Так что возьми его. Пусть мой сын докажет, что он мужчина. Себе самому и тебе. И вы оба наконец отбросите соперничество и ревность.