Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

— Ты имеешь ввиду, — дрожащим голосом произнес он, — что бросаешь меня здесь. Я слышу это в твоем голосе.

Я глубоко вздохнул.

— Шут, если бы я мог…

— Но ты можешь. Можешь! Рискни! Рискни всем! Пусть мы сдохнем в камне, на корабле или в Клерресе. Мы сдохнем и все закончится. Мы сдохнем вместе.

— Шут, я…

— Она была не только твоим ребенком! Она была надеждой всего мира. И она была моей, а я только коснулся ее на один короткий миг! Как ты можешь думать, что я не рискну жизнью ради возможности отомстить за нее? Разрушить Клеррес? Что я буду сидеть здесь, пить чай и болтать с Кетриккен, пока ты уходишь без меня? Фитц! Фитц! Ты не можешь сделать это со мной! Не можешь!

Он выкрикнул последние слова, будто крик каким-то образом заставит меня переменить решение. Когда он замолчал, хватая воздух, мы услышали стук в дверь. Судя по ритму, стучали уже долго.

— Сделай что-нибудь! — рявкнул Шут Искре.

Бледная девушка, сжимая губы, последовала приказу. Шут сел напротив меня, его грудь высоко вздымалась. Я молчал, даже не прислушиваясь к возне у двери. Искра закрыла ее и подошла к столу с подносом.

— Кто-то отправил еду в эту комнату.

— Я думал, мы можем все обсудить за ужином. И надеялся узнать что-нибудь, что могло бы мне помочь.

Искра с коротким шлепком поставила поднос между нами. Славный аромат обжаренного мяса, казалось, исходил из какого-то другого мира, где было место для таких наслаждений.

Гнев Шута вызывал во мне ужас. Казалось, он зарождался где-то глубоко внутри его тела. Я видел, как расширилась его грудь, окаменели плечи. Ладони сжались в кулаки, на горле дергались сухожилия. За мгновение до того, как он схватил поднос и перевернул его на меня, я понял, что он сделает, но не стал отклоняться или останавливать его. В лицо мне полетел горячий соус, бокал, ударившись о мой лоб, расплескал вино по коленям, мягко упал на пол и закружился.

Искра охнула. Ворона сердито закаркала, взмахнула крыльями и слетела на пол, не мешкая, начав ковырять в еде. Я поднял глаза на безжизненное лицо Шута.

— Помочь тебе? Узнать больше, чтобы помочь тебе бросить меня здесь? Ты больше ни слова не услышишь от меня. Убирайся. Убирайся прочь!

Я встал. На подносе остались льняные салфетки. Я взял одну и, как мог, стер ошметки еды с груди и коленей. Завернул в салфетку грязь и положил на край стола. Понимал, что не должен говорить этого, и все-таки слова сами сыпались из меня.

— Вот и еще одна причина, по которой я не могу взять тебя. Ты перестал управлять собой, Шут. Я пришел сказать тебе, что ухожу один. Я сказал. Доброй ночи.

Он разрыдался. Таким я и оставил его, с вороной и Искрой.

Следующие несколько дней пролетели в суете. На утро в мою комнату пожаловали две швеи и тщательно сняли мерки для «дорожной одежды». Я попросил их не цеплять лишних пуговиц. Через день они принесли крепкие рубашки, светло-коричневые брюки и плотный меховой плащ. Легкая кожаная броня шла отдельно, и такого качества я никогда не видел. Жилет с высоким воротником защищал грудь, живот и горло. Были поножи и наручи, коричневые и без знаков отличия. Я был рад, что Дьютифул понял, почему мне нужно идти тихо и незаметно. Но потом принесли еще один пакет, с прекрасным синим плащом и синими же кожаными перчатками, утепленными овечьей шерстью, и с камзолом, расшитым оленями и нарвалами. Я начал догадываться, что в моих сборах приняло участие не одно доброе сердце.

Мою поношенную сумку обшили непромокаемой парусиной и пришили пару крепких ремней. Первое, что я положил в нее, был книги Би и свечи Молли. Они пойдут со мной до конца.

Объявили о моем отъезде, и посыпались прощальные записки, приглашения и подарки. И на каждое надо было ответить, и все нужно было вежливо отослать обратно, отрезая или завязывая каждую свободную ниточку. Мрачный и молчаливый, приходил Эш и разбирал эти послание по кучкам.

Я возвращался к Шуту, но так и не смог ни в чем его убедить. Приходилось терпеть его постоянные проклятия и призывы передумать. Я смотрел на него, а он бросал в меня свой гнев, печаль, колкости и молчание. Но я держался твердо.

— Ты никогда не проникнешь за эти стены без меня. Я — твой единственная надежда попасть туда, — не единожды повторял он. И чем больше я отказывался обсуждать это, тем больше он говорил об этом. Это не помешало мне навещать его, но вынудило считать минуты этих встреч.

За два дня до моего отъезда Кетриккен вызвала меня в свои покои. В тот раз никто больше не ждал аудиенции, она предупредила, что будет занята. Меня приняли сразу же, и я нашел ее с пером и бумагой. Рядом стояла стойка со свитками, возможно, написанными ею. Кетриккен замерла на коленях с пером в руке, склонившись над пергаментом.

— Как раз вовремя, — сказала она, когда я вошел. — Я только что закончила.

Она подняла ящичек и присыпала влажные чернила.

Я открыл было рот, но она подняла руку.

— Много лет назад я страдала, и видела, как страдаешь ты. Я ждала, ничего не делая и ничего не зная о судьбе мужа. О моей любви, — ее голос дрогнул. — Когда же наконец я собралась в дорогу, меня вели только надежда и карты, — она стряхнула песок с пергамента и протянула его мне. — Карта. С Клерресом. С Рыбьими костями, Вортлетри и другими местами, которые тебе нужны. Карта, срисованная со старых рисунков, слухов и рассказов одного старого моряка.

Я недоверчиво посмотрел на нее.

— Старика из таверны? Он знал слишком мало.

Она улыбнулась.

— Он и кое-кто еще. Кое-что я узнавала от нашего искусного Чейда. И агенты любят деньги. Некоторые из них были достаточно умны, чтоб пройти выше по цепочке и добраться до меня с раскрытыми ладошками. Несколько монет, и они теперь мои, Фитц, а с ними все, что они знают.

На столе пыхтел паром чайник и стояли две чашки. С кошачьей улыбкой она слила немного жидкости, оценила ее цвет и наполнила обе. Поставив одну передо мной, он покраснела и попросила:

— Скажи, что гордишься мной.

— Всегда гордился! А сейчас я просто изумлен!

Ее рука была тоньше, чем у Верити, но работа вышла точной. Она отметила, что плыть в Вортлетри во время отлива нежелательно, и какие-то еще важные моменты.

Мы закончили с чаем, когда она вдруг спросила:

— Ты не надеешься вернуться, так?

Я посмотрел на нее. Затем спросил:

— Откуда вы это узнали?

— Ты выглядишь, как Верити, когда он вырезал своего дракона. Он знал, что начал что-то, после чего не вернется.

Какое-то время мы молчали. Затем она произнесла хриплым шепотом:

— Спасибо за моего сына.

Я оторвал взгляд от карты.

— Я давно знаю, как вы это сделали.

Я не стал спрашивать, как она узнала. Возможно, ей рассказала Старлинг. Возможно, сам Верити.