Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

— Нет, сэр, полагаю, мне никто из них не знаком.

— Понимаю. О, где мои манеры! Сегодня такой холодный день, а я совсем заговорил вас и не предложил ничего теплого. Пожалуйста, присаживайтесь. У нас здесь есть несколько пирожных. Могу ли я угостить вас чашкой чая? Это особый настой из самого замка Баккип.

— Что ж, благодарю вас, сэр. Было бы неплохо.

Булен принес ей стул, и она осторожно села, разглаживая юбки. Когда Чейд разлил чай, она предложила:

— Знаете, вы можете спросить Хауторн, она живет в конце переулка. Ее мальчик работает в конюшне; они могут что-то знать.

Чейд протянул ей чашку.

— Он может быть слишком крепким. Скажите, если вам захочется немного меда, — заметил он.

Улыбаясь, она взяла изящную чашку.

— Спасибо, — сказала она и сделала глоток. От неожиданной горечи рот ее сморщился, но она улыбнулась и вежливо заметила: — И впрямь слишком крепкий.

— В нем кое-что укрепляющее, — ответил Чейд. — Мне очень нравится бодрость, которую дает этот настой, особенно в холодные зимние дни.

Он подарил ей самую очаровательную улыбку, на которую только был способен.

— Это правда? — спросил она. — Для моего возраста это было бы полезно.

Она улыбнулась ему и вежливо сделала еще глоток. Когда она опустила чашку на блюдце, лицо ее изменилось, руки задрожали. Чейд подхватил падающее блюдце. Ее руки сначала метнулись ко рту, затем закрыли лицо. Она согнулась пополам, начала мелко дрожать, из нее вырвался не плач, но крик животного страдания.

Персеверанс подлетел к ней. Он упал на колени и обнял ее здоровой рукой. Он не стал говорить, что все будет в порядке. Он вообще ничего не стал говорить, а просто прижался к ней щекой. Мы все молчали, пока она сживалась со своим горем. Вскоре она подняла голову и обняла сына.

— Это я послала тебя туда. Простишь ли ты меня когда-нибудь? Ты был для меня всем, и все-таки я отправила тебя туда.

— Теперь я здесь. Ох, мама, слава Эде, ты снова меня узнаешь! — Он поднял голову и посмотрел на меня. — Спасибо, сэр. Вы вернули мне маму. Спасибо.

— Что со мной было? — простонала она.

— Колдовство, — поспешил успокоить ее мальчик. — То же колдовство, что и со всеми остальными здесь. Оно заставило их забыть то, что случилось накануне Зимнего праздника. Всех, кроме меня. — Он нахмурился. — Но почему?

Мы с Чейдом переглянулись. Ни один из нас не знал ответа. Олух тихо проговорил:

— Потому что у них не было тебя с другими. Когда они приказали им петь песню забывания. Вот они и не смогли заставить тебя забыть. А ты вообще не слышишь песен. Вообще никаких.

Он грустно посмотрел на мальчика.

Мы вздрогнули, когда Булен прошагал по комнате. Я почти забыл, что он среди нас. Не говоря ни слова, он поднял чашку с блюдечка Чейда, которую тот все еще держал, и вылил в себя содержимое, стоя, как статуя, а затем, не спрашивая, опустился в соседнее кресло. Какое-то время он просто сидел. Когда он поднял голову, лицо его побледнело.

— Я был там, — сказал он и мельком взглянул на Ланта. — Я видел, как они ударили вас по голове, после того, как ткнули мечом, а я стоял там. Видел, как тот же самый всадник уронил леди Шан на землю. Он неприлично назвал ее и сказал, что если она посмеет встать, он ее… — он замолчал, борясь с тошнотой. — Он угрожал ей. Потом они согнали нас в толпу, как овец. К нам подошли и другие люди, из тех домиков. Многие дети где-то прятались, но и они вышли к нашей толпе. И солдаты начали звать бледного мальчика.

Потом из поместья вышла женщина. Я никогда ее не видел. Она была тепло одета, во всем белом. Сначала она отругала старика, самого главного. Он выглядел очень грозным и его вроде и не заботили слова женщины. Ее рассердили убийства. Трупы, говорит, трудно скрыть. Еще говорила, что он все сделал плохо, и что это не тот путь, который она видела. А он ответил, чтобы войну оставили ему, и что она не представляет, как пришлось захватывать это место. И что, когда они закончат, они могут поджечь конюшню и избавиться от тел. Мне кажется, она была ему не рада.

Но когда она повернулась к нам, то стала спокойной и разулыбалась. Она не орала. Говорила так сладко, что мне очень захотелось сделать все, чтобы доставить ей удовольствие. Она искала мальчика или юношу, который пришел сюда совсем недавно, чтобы жить среди нас. Она уверяла, что они пришли не для того, чтобы причинить ему боль, просто хотят забрать его в то место, которому он принадлежит. Кто-то, Тавия, кажется, прокричала, что они убили единственного парня, который недавно начал у нас жить. Но женщина стала ходить между нами и вглядываться в лица. Я думаю, с ней кто-то был… — Булен замолчал. Я почувствовал, что он добрался до барьера, который силился обойти. За этим слоем оказался еще один.

— Ты! — выкрикнул Булен, и ткнул пальцем в Персеверанса. — Ты на бурой лошади, а леди Би — на серой, да? В тот момент все изменилось. Женщина все убеждала и требовала от нас, чтобы мы думали про мальчика, но тут один из солдат закричал и указал в сторону, и мы все туда посмотрели. Там были вы, на уцелевших лошадях, и трое солдат сорвались вслед за вами. Среди них был и тот злой старик. Один на скаку доставал лук и стрелы. Я помню, как он это делал, направляя лошадь коленями.

— Он-то меня и достал, — еле слышно сказал Персеверанс. Он потрогал здоровой рукой забинтованное плечо. Его мать всхлипнула и еще крепче обняла его.

— Очень недолго, пока они гонялись за тобой, нас охраняло всего несколько солдат. Помню, мы начали переговариваться, начали спрашивать друг друга, что произошло и как это случилось. Это было похоже на пробуждение среди ночи… — его взгляд затуманился. — А потом мы успокоились. Там были еще люди, моложе и… ну, более мягкие, что ли, все в белом. Они прошли мимо нас, уговаривая успокоиться, успокоиться. Они сами выглядели взволнованными, но пытались утихомирить нас. Хотя какое-то время я знал, что все это неправильно. Я встал на колени перед Лантом, потому что над ним плакала Шан. Я ей сказал, что он не умер. Затем круглолицая женщина вернулась, и с ней была Би. Но выглядела она, будто спит с открытыми глазами. Женщина закричала, что они нашли его, нашли нежданного сына. Теперь я припоминаю, что подумал о мальчике. Но с ней была Би и… кто-то еще… Кто-то еще…

И снова он замялся, дойдя до черты, за которой воспоминания исчезали. Холодея, я слушал его. Они все-таки захватили Би. Они говорили о нежданном сыне из пророчества Белых. О мальчике, который изменит судьбу мира. Когда-то Шут думал, что это я. Теперь он считал, что им станет его сын, ребенок, отцом которого он был, сам того не ведая. Но что что он хотел сказать этим? Я не мог понять, почему кто-то решил, что этим ребенком может быть моя дочь? Стремление сделать что-то просто ради действия закипало во мне, бессмысленное смятение, в котором я не мог просто ждать и слушать.