Владимир Бабенко - Тень в тени трона. Графиня [SelfPub, 16+]

Наступление захлебнулось. Но русские и не думали останавливаться, он перенесли огонь на берег, выкашивая гранатами плотные ряды татарской конницы, готовой к переправе.

«Еще час такого побоища, и меня задушат в моем собственном шатре», – хан прекрасно знал обычаи, и в его душу закрался страх.

При больших потерях в войсках озлобленные воины могли обвинить хана в неумении и трусости и вполне свободно задушить, и даже заступничество Магмед-Гирея не помогло бы. Да он бы и заступаться не стал.

– Труби отступление, – голос хана дрожал от волнения.

Войска в ужасе отступили. Вой и крики на реке продолжались, но желающих переправиться не было. Пушки замолчали.

– Топчи-баши! Открыть огонь, – приказал хан.

Пушки подтащили к самому берегу, установили, зарядили и выстрелили. Каменные ядра из бомбард, просвистев в воздухе, шлепнулись, подняв столб пыли у подножья высотки, не причинив никому никакого вреда. Русские даже не посчитали нужным ответить выстрелом.

На поддержку артиллерии рассчитывать было бесполезно. На берегу они только мешали, и по приказу Качин-Гирея пушки оттащили прочь от переправы, на прежнее место.

Можно было бы последовать совету запорожцев, но это было унизительно для хана. Последствия будут плохими: «Хан послушался совета неверного. Да он просто трус, испугался горстки храбрецов. Хан молод, глуп, живет не своим умом. А зачем нам вообще такой хан?» – он уже ясно представлял, даже нет – он уже слышал зловещий шепот при дворе брата. А врагов у молодого, не сдержанного на язык родственника Повелителя было предостаточно.

«Если я упущу обоз, меня задушат мои собственные нукеры», – и это уже была не шутка. Холодный пот страха и отчаяния тонкой струйкой пополз за воротник Качина.

Перегруппировавшись и учтя опыт первой переправы, татары предприняли вторичную попытку.

Артиллерия московитов работала безостановочно. Смерть щедрой рукой выкашивала ряды гордых степняков.

Три наступающих волны, следующих одна за другой, были отбиты. Татары, зализывая раны, отступили, но уходить они не собирались: «Гору не сможет напугать горстка шайтанов». Хотя, если быть точными, песка в этой самой горе явно поубавилось. Нужно было принимать решение. И хан решился, другого выбора просто не было.

– Ор-бей, Аргын-бей и ты, Захар, берите свои отряды. Перейдите реку в месте, которое покажет он, – хан кивнул на Пашко, не почитав нужным назвать его по имени: «Велика честь будет собаке», – и ударьте в тыл и фланг. А я нападу здесь.

– Великий хан, как только мы будем готовы к атаке, мы дадим знать. Нужно напасть сразу с трех сторон, тогда у русских просто не хватит пушек, – предложил опытный Ор-бей.

– Подожгите степь, я увижу и атакую, – согласился Качин-Гирей.

Аргын-бей и Пашко удовлетворенно кивнули. Предложение Орг-бея было правильным. Веник легко ломать по прутику, а вот посмотрим, как у московитов получится сломать всю метлу, которая сметет их в преисподнюю?

Отряды крымчаков пришли в движение. Это хорошо было видно с холма, на котором стоял, укрывшись в невысокой траве, немногочисленный отряд сотника Кошкарева.

Половину дня отряд Турчинова выстоял. Молодой и горячий хан фактически уже проиграл, ввязавшись в драку и дав возможность обозу оторваться. Но фокус был в том, что он об этом не знал, думая, что все силы «русских шакалов», включая и обоз, – здесь, на высотке.

Более опытный военачальник так бы не поступил. Расчет Алексея строился именно на молодого Качин-Гирея, и он пока оправдывался.

«Качин» на турецком означает «сокол». Вот и решил Алексей заманить «птичку» в клетку, и она лезла туда с настойчивостью, достойной иного применения.

Первый этап задуманного плана был успешно выполнен: обоз оторвался от погони, и похоже, что день они продержатся.

А вот теперь и начиналась та самая авантюра.

* * *

Ночью, после того как обсудили план действий, и теперь каждый знал свой маневр, Алексей Турчинов, взяв тысячу казаков и, вопреки возражениям Коляды, часть пушкарей, растворился в ночной тьме вместе с Кошкаревым.

Отряд без труда добрался до брода и, спешившись, переправился на вражеский берег, предварительно послав лазутчиков и убедившись в том, что о них никто не знает.

Затем отведя коней подальше от реки, они вернулись и, вооружившись заранее приготовленными метлами, тщательно убрали следы переправы, оставив берег речки в первозданном виде.

Турчинов лично проверил результаты и остался доволен.

– К коням бегом, шустрее, ребятки, – последовала команда негромким голосом, и отряд направился к месту, где их поджидали казаки, оставленные возле коней. Десяток бойцов с метлами тщательно замели вообще все следы.

– По коням! – и отряд размашистой рысью уходил в степь, ведомый Алексеем. Кошкарев был в арьергарде, строго следя за тем, чтобы никто не отстал и не потерялся.

Спрятать коней в узком, глубоком, но достаточно длинном овраге и замаскироваться, выставить охранение и назначить секреты было делом привычным. Все было сделано быстро и без лишнего шума. От этого сейчас зависела их жизнь, а это, знаете ли, стимулирует.

Основная часть отряда отдыхала. Силы завтра понадобятся. Это все же лучше, чем таскать неповоротливые тяжелые орудия, улыбка скользила на губах бойцов при одной только мысли, что они избежали такой маеты, и сейчас можно подремать, растянувшись на теплой земле. Если погибнуть суждено, так это завтра, а сейчас спать. А воздух, какой воздух, домом пахнет, Доном, станицей.

Утром, по-быстрому помолившись и перекусив, Турчинов с Кошкаревым уползли в дальний секрет, с которого удобно было обозревать окрестности, оставаясь при этом совершенно незамеченными. Отряд остался под присмотром пятидесятника Понасенко – немолодого повидавшего жизнь казака, своим горбом выбившегося в начальство. При нем не побалуешь. Вмиг в ухо прилетит, потом всю неделю звенеть будет.

Татарский лагерь был как на ладони, да и Юрку Коляду можно было тоже увидеть, если чуток включить воображение.

Татары начали переправу. Ударила артиллерия. И била не переставая, пока крымчаки не захлебнулись в крови и ужасе происходящего.

– Отобьется? – взволнованный шепот Кошкарева справа от Алексея заставил его обернуться.

– Отобьется! Ты смотри подходы к пушкам.

– Смотрю. Там овражек. Можно незаметно выйти прямо на батарею.

– Рано! Сейчас они разделятся. Пойдут в обход высотки.

– Юрка может не удержаться, если с трех сторон ударят.

– С двух! Река фланги прикрывает, так что с двух, – Алексей внимательно наблюдал за происходящими в низине передвижениями татар.

Весь комизм ситуации заключался в том, что Качин-Гирей, по молодости и в силу своего характера, допускал одну ошибку за другой. Он, расположив свой шатер в пойме реки, в окружении своего воинства, не мог наблюдать за действиями русских, находящихся на высотке. А вот Турчинов, устроив секрет на террасе, в его тылу прекрасно видел и татар, и русских.