Шимун Врочек - Фатум. Самые темные века [сборник litres]

Его соперник презрительно скривился. Среди зевак мелькнул лысый череп с тонкой, как пергамент, кожей. Потом игрок развел руками.

– Хотенье земляка закон, – сказал он. – Уж точно для Азми́ра Многорукого.

Квадим сграбастал палочки и помял в кулаке. Нет ни свинцовых грузиков, ни зарубок. Так что же?

Вокруг игроков стало очень тихо, даже музыкант перестал терзать струны. Так что? Обезьянки на ковре играли в кости, должно же это что-то значить!

И он разжал кулак.

Часть палочек упала лицом, часть – выкрашенной красным задницей. Падальщик не успел еще сосчитать, когда земляк сказал:

– Три. – Перебросил свои. – Четыре. Я начинаю… – Бросок. – Пять, два хода подряд.

Вскоре Квадим понял, как земляк заслужил свое прозвище. Тот соображал, как дюжина бесов, и ходил, словно у него десять рук! Он никогда не видел, чтобы пальцы мелькали над доской так быстро. Падальщик только успевал, что сосчитать все кости, кивнуть «Все верно» – Азмир уже делал ход.

Зеваки ворчали и одобрительно гудели. Стук, стук, стук… Три фишки убежали мимо позиций Квадима, пока тот подсчитывал, не обвел ли его соперник.

Даже когда повторные ходы кончились, зеваки не угомонились. Падальщик со злостью сжал в кулаке палочки. Вот так, да? Еще посмотрим, кому улыбнутся боги. Он бросил и тоже получил два хода.

Зрители подняли вой, а Квадим наклонился к доске и шевелил губами: «Шаг… Три… Пять… А этой фигуркой?» Ветер принес запах рыбы, жаренной с зеленью и маслом оливы. Нищий потянул носом воздух – и увидел в толпе большие глаза под лысым черепом. Носа нет: так, пара морщин между двух дырок. Бледный Тип кивнул и двинул безволосыми бровями.

Квадим еще сильней сжал палочки. Бросил не глядя.

«Шаг… Два…»

– Так что, давно ты в Высоком городе? – спросил земляк.

Азмир не жульничал, нет, – за то и стал любимцем ротозеев. Но отвлечь игрока беседой – разве ж это обман? «Два. Три. Четыре». Нет, этой фигуркой никуда не придешь. Квадим проворчал нечто невразумительное.

– Ты насмотрелся на мертвецов, – вдруг перешел на родной язык Азмир. – Внешность обманчива, дорогой брат. Ты пахнешь подонком, но это оттого, что ты обнял смерть, – он так и сказал, айха́нн иль-мау́т , и падальщик на миг отвлекся.

– Что за чушь?

«НЕТ! Нет. Нет. Нет. Нет!» – зашелся в голове голос. Квадим надеялся, что вой стих, но за первым последовал второй, третий, а после началось:

«Не слушай его. Не ходи этой. Не слушай! Священное имя – это часть души! Пять шагов в Дом Жизни. Не…»

Квадим отдернул пальцы.

Он сделал, как говорил голос, – только чтобы тот смолк. Но тот не смолк. От жареной рыбы остался запах гари, падальщик слышал, как скребут по камню ногти.

– Ты видел смерть близких. Или бойню… – Азмир пожал плечами и сходил. Зеваки напирали, Квадим чуял исходящий от них запах пота и вина. – Да, бойню. Ты крепкий, здоровый мужик. Такие, как ты, просто так не спиваются. В смуту воевал?

Падальщик не ответил. Сквозь вой в голове он пытался расслышать собственные мысли: «Шаг, два, три… нет. А здесь?»

– За колдунов или против? – продолжал Азмир. – Но о чем это я? Так и так ты видел, как их режут, жгут… что там еще придумали в Царстве?

Проклятье! Он хотел сыграть в Тени, потому что это про душу и Рай. Про то, как улизнуть от всех духов и демонов.

– Заткнись! – рявкнул Квадим.

Земляк засмеялся, и кожа поползла с его лица, падальщик увидел, что это не игрок сидит перед ним, а тот… этот… Длинные белые пальцы ласкали фигурку. Глаза у него были сплошь темные: ни зрачков, ни радужки – черные бельма под белесыми веками.

Лавка, на которой сидел Квадим, как будто утратила твердость.

Он снова сделал ход, как шептали голоса.

Шесть из семи душ уже попали в Рай. Падальщик вздрогнул, когда Азмир через стол швырнул палочки, и те застучали, как кости. Зеваки притопывали, то и дело Квадим слышал одно слово, его повторяли на все лады.

Что это, его кличут по имени? Откуда им знать? Бесы, нет же! Зеваки взывали к деве скорби и неудачи.

– Кав-ди-на! Кав-ди-на! – слышалось со всех сторон.

Что же, он встречался с девой. Как-то раз он утащил мошну у пьяной братии, а те оказались матросами. Нашли его, вынюхали, подстерегли у дома – и избили до полусмерти. Еще было – он подхватил у шлюхи черную хворь. Пожалуй, только крысы разносят поветрия быстрее. Да, он встречался с девой. Они что, думают, он струсит?

Квадим бросил палочки и зажмурился, увидев две белые.

Он долго ждал. Открыл глаза. А зрители стояли в гробовом молчании, словно каждый боялся первым подать голос и пошевелиться. Все красные. Пять. Что-то случилось. Перевернулись кости, что ли? Вот так взяли и… Он же сам видел!

Квадим тряс головой, словно так можно избавиться от воя, от хохота и блеянья.

– Ну ходи же! – Азмир согнулся в легком поклоне. – Из Дома Плача и без задержек, прямо в Рай.

И он сходил.

– Мы не назвали ставок, брат, – сказал игрок. – Выходит, ты выиграл все, что на столе. Здесь сотня ставров – или что-то вроде.

Он говорил с надрывом, будто актер в Лойросе. Зарабатывал любовь толпы. Квадиму было все равно. Даже когда он выиграл, вой не утих. Молча он подгреб к себе груду меди, серебро – и в три приема ссыпал за пазуху. Пахло кровью и мертвечиной. Он запустил пальцы в волосы, точно надеясь добраться до злобного голоса внутри черепа.

Никакой радости от выигрыша. По правде, чувствовал он себя – как кусок дерьма.

Ведь он же не всегда был подонком! Детство. Жаркий полдень и домики среди полей. Удочка на плече: пора бы раздобыть что-нибудь матери на ужин.

Он отогнал воспоминания прочь. От них лишь становилось больно.

Шагая прочь меж мертвецами, меж черными козлами со скорпионьими жалами и людьми с головами жуков, он думал, как ему найти дорогу к дому.

Квадим очнулся от запаха блевотины.

Он лежал в развалинах старого дома на западной окраине. Солнце позолотило изъеденную дождями кладку. Через пролом в стене виднелись белые домики, сбегавшие с холмов к полям, канавкам и изгородям, – а совсем далеко, за ними, проступали желтые воды озера Эвбе́ны.

Сперва он потряс головой. Это ж надо столько выпить, чтобы его сюда занесло.

Дерьмо!

Потом вечер начал возвращаться, кусками. Игра в Тени. Потерянные деньги – а выходит, он сам оставил их на лавке. Бледный ужас в углу хибары… Стой! Он что же, выиграл сотню ставров?

Квадим так сразу и сел. Бока ныли от вдавившихся в тело монет. Когда он покончил с пересчетом, падальщик едва не приплясывал. Сто сорок три. Слышишь, небо? Сто сорок три! Ну обезьянки, ну бесовки!.. Если так пойдет дальше, ему и вправду будет, где жить. Теперь бы еще донести это богатство до дому.

Падальщик осторожно высунулся из-за обвалившейся стены. Кажется, пусто… и, бесы, ну кто позарится на бедняка? Разве вот железные лбы из экзарховой стражи: те стоят на рынках, на главных улицах и площадях. Всего-то нужно, что обойти город по кругу, не выходя из бедняцких кварталов.