Шимун Врочек - Фатум. Самые темные века [сборник litres]

Решение пришло неожиданно, словно кто-то подсказал его из самого потаенного уголка души. Сначала он ужаснулся одной лишь мысли о том, что предстояло совершить. Но чем больше думал о ней, преклонив колени на холодном полу, тем очевиднее становилось, что это – единственный выход и никакого другого у него нет. Слишком много было вокруг недоброжелателей, которые спят и видят, как низвергнуть Гектора и самим занять жреческий престол. Нет, тут надо действовать жестко, и даже из беды можно извлечь немалую выгоду.

Гектор поднялся на ноги и, смерив статую тяжелым взглядом, зашагал к выходу. Он не видел, как в небе за окном вспыхнул яркий огонек – ночь заканчивалась, и звезда наконец заняла свое законное место на хрустальном своде небес.

К полудню на площади собралась огромная толпа. Вместо ярмарочных рядов на ней появился наспех сколоченный помост, вокруг которого двойным кольцом выстроилась храмовая стража. Трубил рог, а жрецы зычными голосами скликали людей посмотреть на то, как будут казнить ведьму, но в этом не было никакой нужды – все, от мала до велика, и так что есть сил норовили протиснуться к Храму. В воздухе висел многоголосый гул: не может быть, сама леди Анна предала Венец и веру? Уж если супруга иерофанта впала в ересь, то чего ожидать от других жриц? Одни призывали немедленно казнить каждую женщину, облаченную в священные одежды; другие утверждали, что давно подозревали черноволосую бестию в распутных связях с нечистью. Гектор понял, что больше тянуть нельзя и если сейчас люди не получат то, ради чего бросили свои дела, то вспыхнет паника и пойдет самосуд. Он подал знак, и на помост под дружный рев толпы вывели обвиняемую.

Анна и в самом деле походила на ведьму из страшных сказок. За неделю, проведенную в камере, она исхудала так, что и без того большой живот стал заметен еще сильнее. Длинная грива растрепалась на ветру, грязные локоны подобно щупальцам осьминога ползли по груди, едва прикрытой грубым рубищем. Бледную кожу с нездоровой синевой покрывали следы побоев – некоторые были совсем свежими, дабы подчеркнуть непререкаемую ненависть Венца к тем, кто отверг истинный путь. Женщина не мигая смотрела в пространство мутными глазами, с уголка ее рта на помост капала слюна. Перед тем как вывести заключенную к людям, Гектор дал строгий наказ опоить ее дурманом, чтобы бывшая жрица не начала выбалтывать его секреты перед всем городом.

Он взошел по ступеням и встал рядом с ней – высокий, стройный, облаченный в белые как саван одежды. Увидев, что иерофант приветственно воздел руку, толпа ответила ликующими возгласами и на помост полетели венки из полевых цветов, оставшиеся от праздничного убранства. Еще один повелительный жест – и люди смолкли, приготовившись внимать верховному жрецу.

– Мои возлюбленные дети! Сегодня я призвал вас, чтобы сообщить горькую весть. Святыня Равноденствия, праздника света и жизни, осквернена худшим из всех смертных грехов – блудной ересью, навлекшей позор на наш город.

По толпе прокатился глухой ропот. Гектор продолжал:

– Светоносец наказал мне заботиться о вас так, как отец заботится о своем потомстве. Лишившись счастья отцовства, я обрел стократ больше – семью, частью которой стал каждый из вас! Но горе мне и горе всем вам, ибо как встарь не Отец, но Мать стала источником скверны. Моя жена, леди Анна, не выдержала муки бездетства и спуталась с мерзкими демонами, явившимися из самых черных глубин земли. Смотрите, как гордо она носит их семя!

Гектор указал рукой на дрожащую от холода Анну, в животе которой толкался огромный плод, словно стремясь прорвать стенки утробы и поскорее явиться на свет. Люди взвыли, со всех сторон в женщину полетели проклятья.

– Вот он, мой позор! Разве достоин возглавлять Венец тот, чья жена блудит с нечистью за его спиной? Отвечайте мне, жители Авестана!

Вопли стихли, и даже самые ярые крикуны стыдливо потупили взгляд, не в силах резко осудить Всеотца. В наступившей тишине хриплый голос Гектора зазвучал с новой силой.

– Я грешен в своей слепоте, мои дорогие чада. Если Податель Света поразит меня своим огнем – я воздам ему хвалу за то, что милостью своей он избавит землю от еще одного заблудшего сына. Но не только бог, но и сам человек может очистить свою душу.

Гектор извлек из-за пазухи серебряный серп, лезвие которого казалось черным из-за внезапно опустившихся на город туч. Накрапывал мелкий, холодный дождь, грозящий в любую минуту перерасти в грозу. Люди удивленно задирали головы и боязливо ежились, на всякий случай осеняя себя знаком звезды.

– Ты сознаешься в своем преступлении, блудница? – спросил Гектор, чувствуя, как к горлу подступает ледяной ком. Анна не ответила: она смотрела словно сквозь него и лишь сильнее прижимала руки к животу. Когда по условному знаку иерофанта с нее содрали рубище, женщина протестующие замычала и сгорбилась, бессознательно стараясь сохранить тепло. Жрец почувствовал, как мир плывет перед глазами, – ему вдруг сделалось невероятно страшно, и серп едва не выскользнул из мигом вспотевших рук.

– Я… Именем Светоносца и двенадцати святых отцов я приговариваю тебя, Анна из Когстейна, к смертной казни. Милостью звезд я дарую тебе искупление и избавлю от греховного плода!

На мгновение воцарилась гробовая тишина, и Гектор услышал неистовое биение своего сердца, которое готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Затем толпа взорвалась таким диким ревом, что от него, казалось, содрогнулись даже мраморные колонны, подпирающие своды Храма. Пути назад больше не было.

Стараясь удержать гаснущий от волнения рассудок, Гектор приблизился к Анне и ухватил ее за талию, словно желая обнять. Даже сквозь пелену дурманящего опьянения она поняла, что сейчас произойдет – ее лицо исказил ужас. Стараясь не сводить взгляд с серебристой полоски лезвия, Гектор замахнулся и одним точным ударом рассек живот беременной женщины. Она испустила истошный вопль и завыла как зверь, упав на колени. Опьяненный видом крови, иерофант уже не помнил себя: он запустил руку прямо в распоротую утробу и выдернул оттуда свой плод под свист и улюлюканье возбужденной толпы.

Вид его добычи был чудовищен. В руке Гектора был зажат бесформенный, влажный комок сизо-лиловой плоти. На первый взгляд, у новорожденного вовсе не было костей и множество мягких, тонких конечностей вырастали прямо из живота. Пока жрец с омерзением разглядывал свою добычу, уродливое дитя настойчиво цеплялось за его руки и издавало гулкие звуки, в которых слышался детский плач. Ему было холодно и страшно, и оно отчаянно тянулось к единственному источнику тепла. На мгновение Гектор испытал острую жалость к безобразному существу. Чем дольше он вглядывался в свое чадо, тем отчетливее видел в нем обычного ребенка, изуродованного проклятьем. Скорченное тельце, покрытое недоразвитой кожей с синими прожилками вен, венчала непомерно большая голова, усеянная россыпью темных глаз. Словно насмехаясь, природа наградила младенца чертами тех самых чудовищ, запретные знания которых наставляли Гектора все эти годы!