Дин Лейпек - Дракон должен умереть [СИ]

Не унялся. Генри еле заметно поморщился.

— Шел спать.

— А ты разве не в южном крыле живешь, как обычно?

— В южном.

— А…

— А сюда я пришел воздухом подышать.

— А.

— Да.

Баррет перестал улыбаться и пристально посмотрел на Генри.

— Значит, Джим не соврал?

— Джим?

— Гелленхорт. Встретил его внизу. А он, как обычно, вывалил на меня все последние сплетни.

— А, — только и сказал Генри. Эд снова кинул на него быстрый взгляд и вдруг громко расхохотался.

— Как тебе это удается? — спросил он наконец, отсмеявшись.

— Что именно? — сухо уточнил Генри.

— Затаскивать любую понравившуюся бабу в постель.

Генри только усмехнулся, очень надеясь, что его улыбка не выглядит слишком грустной. У него не было никакого желания рассказывать, что в постель затаскивали его самого — и весьма эпизодически. И он даже не мог бы ручаться, что между эпизодами в этой постели не успевал побывать кто-то еще. Претендентов было много.

Но сегодня Мэри сказала, что хочет видеть именно его. И он в очередной раз, как последний дурак, пошел. До последнего момента маялся, пытался отговорить себя. Но все равно — пошел.

Потому что — глупо же? Глупо было не пойти? Если она — звала?

Глупо. Все это было — глупо.

И слишком уже затянулось.

— Ладно, старик, — Эдвард хлопнул Генри по плечу. — Я пойду к себе. А ты иди — куда собирался. Увидимся.

— Увидимся, — согласился Генри.

Он проследил за тем, как Баррет скрылся за поворотом, ведущим в боковой коридор — и снова пошел по галерее. Справа факелы чадили, исходя едким темным дымом — слева занимающийся рассвет перекатывал через подоконник светло-серый туман и легкую грусть.

Генри поспешил.

Генри сидел в королевском кабинете, возле огромного камина, в одном из больших кресел, оставшихся еще со времен прадедушки короля. Кресла эти были до ужаса старомодны и уже много раз меняли обивку, но в свое время их ничем не заменили — и поэтому теперь эти кресла стояли, как семейная реликвия, набирая в цене при каждом следующем короле.

— Хочешь что-нибудь выпить, Теннесси?

Генри вежливо покачал головой.

— Благодарю ваше величество. Сейчас воздержусь.

— Как знаешь, — король крякнул и тоже опустился в кресло. — Так вот, на чем бишь мы…

Генри молчал. Он не помнил, на чем остановился король — но это было и не важно. Генри прекрасно понимал, почему его вызвали сюда — и совсем не хотел об этом напоминать.

Он и сам предпочитал не думать на эту тему.

Король прокашлялся, посмотрел в камин, на потолок, на свои колени — и, наконец, на Генри.

— Как там Джоан?

Генри очень следил за тем, чтобы его лицо не дрогнуло.

— Хорошо. Учится. У нее уже очень хорошо получается себя контролировать. Она молодец, ваше величество.

В уголках глаз короля проступили довольные морщинки.

— Когда собираешься ее навещать?

Генри слегка помедлил.

— Скоро, ваше величество. Скоро.

Скоро. Но еще не сейчас. Не сейчас, когда…

Генри незаметно сжал подлокотники кресла, чтобы остановить мысль, побежавшую теплыми воспоминаниями вдоль позвоночника.

Король радостно улыбнулся.

— Отлично. Не забудь сообщить мне, когда соберешься — прикажу приготовить мои маленькие гостинцы. Ты же донесешь их по своим северным горам?

— Донесу, ваше величество. Непременно.

— Скоро, Теннесси! Ты сказал «скоро»!

— Я собирался выехать со дня на день.

— И не предупредил! Что я теперь ей передам? Ничего не готово.

— Нет уж. Поезжай как можно скорее. Отдам в следующий раз.

— На север? Ты собрался на север?

Ее дыхание обжигало.

— Я должен ехать.

— Но там холодно.

— В сентябре еще не очень.

Он почувствовал ее губы, скользнувшие по его уху.

— Поедем с нами, в Руйтгар. Там не будет холодно. Я обещаю — не будет…

— Мэри…

— Поедем.

Он прикрыл глаза — и успел подумать, что Руйтгар — это лишь немного на юго-восток. Он заедет туда. Ненадолго. А потом — сразу на север.

Сразу.

— Милорд…

— Ленни, не спорь, пожалуйста. Я уже все равно пообещал.

— Ей?

— Не только.

Ленни стоял в дверях с охапкой одежды, принесенной от прачек, такой большой, что сверху виднелась только копна волос — и глаза.

«Лучше б и их не было видно», — с досадой подумал Генри.

— Милорд, но вы же должны были ехать на север, — тихо сказал Ленни.

— Я и поеду. Просто не сразу.

Ленни стоял в дверях и мял пальцами лен, бархат и сукно.

— Генри, — сказал он совсем тихо, но твердо. — Поехали в Тенгейл.

Генри резко вскинул голову и посмотрел прямо в эти несносные голубые глаза, сверлящие его поверх горы тряпья.

— Ты забываешься, — прошипел Генри.

Голубые вгрызались в него непоколебимой честностью.

— Ты поедешь в Тенгейл, — бросил Генри, отворачиваясь. — Один.

Ленни прикрыл глаза, перехватил одежду — теперь над ней торчали только его кудри.

— Да, — глухо раздался его голос из-за тряпок. — Конечно, милорд.

Они поехали в Руйтгар — шумной пестрой компании. Мэри тоже ехала верхом, крутилась в дамском сидле, пытаясь улыбнуться всем и каждому, кокетничала, смеялась. Генри ехал в самом конце колонны, подальше от звука ее голоса. Ему было не по себе после того, как он отослал Ленни в Тенгейл. Это был нехороший разговор. Неправильный.

Все было неправильно.

«Переночую с ними, — подумал Генри, подгоняя лошадь, чтобы догнать остальных. — Переночую — и завтра поеду на север. Пора».

Он по-прежнему носил дракончика, вырезанного Джоан, в нагрудном кармане. Перед отъездом Генри положил туда все письма Мэри — и места в кармане стало очень мало. Вечером, в трактире, где они остановились на ночлег, Генри выложил дракона на стол, чтобы назавтра положить в наружный карман куртки.

Но утром к нему совершенно случайно зашла баронесса — и дракончик так и остался лежать на столе в темной и душной комнате.

Генри прожил в Рейнгаре два месяца. Постепенно остальные члены компании разъехались, кто куда. Вдали от шума и блеска столицы Мэри стала еще мягче, нежнее и постояннее. Она была только с ним, только его, только для него…

Так продолжалось до ноября, и тогда Мэри решила наконец вернуться обратно к своему дорогому мужу. Генри уговаривал ее остаться, умолял ее, но она была непреклонна. Она вернула Генри все его письма, поцеловала в щеку — и уехала в свой замок.

В конце концов, Мэри была верной и любящей женой.

Генри, внезапно осознавший, что он невесть что делает в доме у почти незнакомых ему людей, быстро собрался. Приехав в Тенгейл, он встретил взгляды матери и Ленни, молчаливые и от того особенно давившие на совесть. Неожиданно Генри вспомнил, что оставил дракончика на столике в безвестном трактире, и почему-то это страшно раздосадовало его. Он даже подумывал о том, не вернуться ли в этот трактир и попытаться отыскать фигурку — но в конце концов собрался и ушел в горы.