Дин Лейпек - Дракон должен умереть [СИ]

Иногда он чувствовал, что, несмотря на ощущаемые им спокойствие и умиротворение, есть некая грань, за которой и то, и другое резко заканчивается. Что на самом деле согласованное молчание было вызвано тем, что ни на одну тему нельзя было бы поговорить, не опасаясь эти спокойствие и мир разрушить. И так же отчетливо Генри иногда чувствовал, что им с Джоан необходимо поговорить.

Он снова много ходил по горам. В прошлый раз Генри уходил из дома, потому что ему невыносимо было в нем находиться. Сейчас он уходил, пытаясь найти в себе силы задать Джоан неприятные вопросы, чтобы услышать еще более неприятные ответы. Но каждый день солнце садилось раньше, чем он успевал набраться решимости.

Погода по-прежнему была великолепной, и наконец воздух прогрелся так, что после полудня на солнце становилось по-настоящему жарко. Все было пропитано запахами и пронизано теплом, и Генри наконец решил, что если и вести тяжелый разговор, то именно в такой день, как этот.

Он шел по седловине, которую от дома отделял крутой и опасный спуск, когда на противоположном склоне увидел знакомую фигуру. Если он даже и не доверял своим глазам настолько, чтобы с уверенностью сказать, что это была Джоан, то в следующий момент его догадка подтвердилась, потому что фигура помахала Генри рукой. Вряд ли в этих краях разгуливало много знакомых с ним девушек.

Он стоял и смотрел сквозь прищуренные от яркого света веки, как она идет к нему, сочетая стремительность движений с их грациозностью и плавностью. Последние несколько десятков шагов под горку Джоан пробежала, резко остановившись прямо перед Генри, точно так же, как делала это раньше. Она улыбнулась, и это была знакомая улыбка. Не такая открытая, но почти такая же искренняя.

Было очень жарко, и она закатала рукава.

Он совершенно не собирался смотреть на ее руки, он просто скользнул по ним глазами и застыл, не в силах оторвать взгляд. Так же, как тогда, первый раз, Джоан заметила этот его взгляд и стала быстро, почти судорожно отворачивать рукава. Один спустился легко, но второй никак не поддавался, и он услышал, как она зашипела и тихо выругалась.

Генри поймал Джоан за руку и повернул запястьем вверх. Она вздохнула.

— Я не хочу, чтобы ты это видел.

Он кивнул, ничего не ответив. Она попробовала выдернуть руку, но он покачал головой, останавливая ее. Долго смотрел на шрам со спокойным, почти невозмутимым выражением лица. Потом поднял на нее глаза.

— Я думаю, что мне очень полезно будет почаще это видеть, — заметил Генри тихо.

Джоан поморщилась.

— Это не то, о чем ты думаешь.

Он снова кивнул. Потом опять посмотрел на шрам, и она почувствовала, как он машинально сжал ее запястье.

— А что это? — спросил он еще тише.

На этот раз она все-таки выдернула руку и опустила наконец непослушный рукав.

— Несчастный случай, — ответила Джоан резко, тоном, пресекающим дальнейшие разговоры на эту тему. Генри невольно напрягся, и ему стоило большого труда напомнить себе, что она имеет полное право на него злиться.

— Джоан…

— Что?

— Мне кажется, нам надо поговорить.

— Нам не о чем говорить.

Он выдержал небольшую паузу, чтобы быть уверенным, что не скажет ей ни одного слова, о котором придется потом жалеть.

— Если мы не поговорим с тобой сейчас, то наши отношения уже никогда не смогут быть искренними.

Он ждал, что она что-нибудь ответит, но она молчала, глядя в сторону. Он наклонил голову так, что ей пришлось все-таки посмотреть на него.

— Джоан, прости меня. Я вел себя так, что… Я не могу даже сказать, как я себя вел, но я точно знаю, что ты имеешь полное право не разговаривать со мной до конца жизни. И я знаю, что тебе кажется, что мне все равно, что с тобой. Но это неправда. Мне совсем не все равно, и никогда не будет все равно. И если с тобой еще раз случится что-нибудь подобное — я не знаю, что сделаю с собой.

— Это похоже на шантаж.

— Это и есть шантаж, — улыбнулся Генри и с облегчением увидел, как постепенно расслабляются черты ее лица, сжатые до того в озлобленную гримасу. Она отвернулась от него, но он заметил, что уголки ее губ слегка приподнялись.

— Вообще-то, если честно, я надеюсь, что со мной никогда больше ничего подобного не случится, — пробормотала Джоан.

— Почему?

Она быстро посмотрела на него, не зло, а скорее нерешительно, как будто раздумывая, что именно следует ему рассказывать, и тут же отвернулась обратно. Генри ждал ответа, и совершенно не к месту вдруг заметил, что под правым ухом у нее есть родинка.

— Пойдем, — наконец сказала Джоан, разворачиваясь в противоположную от дома сторону. — Я расскажу тебе все, что ты пропустил. Всю историю. Чтобы не было путаницы.

Когда Джоан пообещала рассказать Генри всю историю, это было классическое женское лукавство. Ибо, хотя Джоан добросовестно передала все факты, изложив их в правильном хронологическом порядке, она совершила ту же ошибку, которую так часто допускают многие историки. Рассказывая о событиях, и даже о некоторых переживаниях героев на тему этих событий, она забыла упомянуть о главном — причине. Отчего весь ее рассказ, несмотря на свою обстоятельность и точность, оставался весьма неполным.

Джоан всегда скучала по Генри — и всегда в этом была здоровая доля обычной скуки, потому что подросткам всегда очень важно общаться, и не всегда очень важно, с кем. Поэтому ни она, ни Сагр в первое время не видели ничего страшного или подозрительного в том, что она скучает и с нетерпением ждет возвращения Генри. Кто знает, может быть, вернись он в то лето вовремя, все случилось бы по-другому. Но он не приехал.

Они ждали его в начале лета. Весь июнь Джоан пристально вглядывалась вглубь ущелья — но из-за поворота никто не появлялся. В июле она почувствовала первые странные симптомы. Оказалось, что не выходить из дома и не смотреть вдаль становится совершенно невозможно, хотя само смотрение не приносило никакого облегчения и делало Джоан еще более нервной. Сагр хмурился и в конце концов увеличил дозы успокоительных, но это привело лишь к тому, что постоянная нервозность перешла в тяжелую апатию, грозившую перерасти в депрессию, и дозы пришлось уменьшить. В конце июля Джоан трижды — трижды! — за одну неделю превратилась в дракона, причем все поводы были совершенно несущественными. Вдобавок к нервозности добавилось еще и беспокойство, что с Генри могло что-то случиться, и к середине августа Сагр склонен был его разделять. Он не мог иначе объяснить столь долгое отсутствие.

Они договорились, что если до середины сентября Генри не придет, то они дойдут до деревни и пошлют оттуда кого-нибудь в Тенгейл. Решение было верным хотя бы в том смысле, что у Джоан появилась некоторая цель, дата, которая в любом случае, даже самым неблагоприятном, должна была внести определенную ясность. Она немного успокоилась, хотя и продолжала все так же смотреть вдаль.