Дин Лейпек - Дракон должен умереть [СИ]

— Не думаю. Мне любопытно, что такое ты пьешь каждый день. Вряд ли это водка, э? — усмехнулся Герхард.

— Нет, — согласилась Джоан, отпивая еще глоток и слегка морщась. Настой сегодня был особенно крепким, даже для нее.

— Могу я попробовать? — шутливо спросил он, подходя ближе.

— Не думаю, что это хорошая идея, — возразила она, внимательно глядя на него.

— Мне любопытно, — настаивал он, протянув руку. Джоан вздохнула, как будто сокрушенно, после чего протянула ему флягу. Герхард поднял ее, как будто произнося тост за ее здоровье, и отхлебнул большой глоток.

Фляга вылетела у него из руки, и он страшно закашлялся, согнувшись пополам. Джоан некоторое время наблюдала за ним с отстраненным интересом, после чего наклонилась, подняла фляжку с земли и аккуратно завинтила колпачок.

— Что это? — с трудом спросил Герхард, вытирая слезы и выпрямляясь.

— Я предупреждала, что ты не хочешь этого знать, — бросила Джоан, повернулась и скрылась внутри.

Пустырник сделал свое дело. Герхард больше не приставал, и только иногда смотрел на Джоан пристально.

Джил по-прежнему пыталась сойтись с ней поближе, но Джоан все также считала, что это бессмысленная затея. Дружба предполагала доверие, доверие предполагало искренность и честность. Джоан сомневалась, что в ее жизни есть хоть что-то, о чем она готова была бы честно кому-либо рассказать. Поэтому Джоан ограничивалась кивками, короткими ответами и сухими усмешками — не замечая, вероятно, что по степени неразговорчивости вполне может соперничать с Инкером. Если уже его не обогнала.

Незадолго до полудня, в то время рабочего дня, когда все идет к обеду, но говорить и даже думать о нем еще как-то неприлично, Джоан стояла у ворот в кузницу. Она всегда устраивала себе несколько долгих перерывов и не понимала остальных рабочих, которые то и дело выбегали на улицу и тут же возвращались обратно. На ее взгляд, это было непродуктивно.

Когда Джоан стояла во дворе, она всегда очень внимательно наблюдала за всем происходящим. Это было главным смыслом всех ее перерывов — обеспечить мозг хорошим запасом информации. В противном случае во время работы, которая зачастую не требовала от нее серьезных умственных усилий, сознание самом подлым образом начинало обращаться к образам и воспоминаниям, к которым совершенно не следовало обращаться. Джоан это сильно раздражало — поэтому она взяла себе за правило очень тщательно следить за всем, что происходило в мастерской, чтобы потом на эту тему можно было как следует подумать. Иногда она начинала ненавидеть свою голову за то, что той необходимо так много думать. Но ничего сделать с этим не могла.

В этот день во дворе происходило много всего интересного. Во-первых, к Инкеру приехало два очень серьезных покупателя. Покупатели приехали верхом, их слуги приехали верхом, и пока господа общались с оружейником и его компаньоном, слуги и лошади господ наслаждались обществом лошадей и слуг мастерской. Джил с явным вожделением во взгляде ходила кругами вокруг жеребца одного из клиентов, разглядывая его то спереди, то сзади, и с каждым кругом немного сокращая радиус.

Чуть позже в кузницу пришла целая делегация из деревни, с большим заказом на всякую хозяйственную утварь. Почему приходить следовало толпой, а не по одному, было большой загадкой как для работников мастерской, так, кажется, и для самих деревенских, но, поскольку это стало уже сложившейся традицией, нарушать ее казалось уже чем-то неприличным. При этом деревенские мужики всегда шумели без повода, бранились без толка и вообще создавали сумятицу и неразбериху, совсем не свойственную на редкость дисциплинированной атмосфере мастерской.

Они бы раздражали Джоан только этим — но, кроме того, деревенские мужики всякий раз не упускали возможности сострить насчет девушки-кузнеца. Шутки деревенских всегда сопровождались таким количеством матерщины, что даже самое невинное выражение звучало на редкость мерзко, и сводились к тому, о чем Джоан с детства учили вслух не упоминать, и тем более — не в таких выражениях. В сочетании с небольшой изысканностью одежды и не очень большим интересом к личной гигиене общество мужиков из деревни всегда производило на Джоан крайне тяжелое впечатление, поэтому всякий раз при виде них она спешила скрыться в глубине кузницы. Сейчас, однако, ей очень не хотелось уходить, поскольку перерыв только начался, и было обидно лишать себя заслуженного отдыха. Поэтому Джоан осталась, по возможности стараясь казаться частью несущей конструкции ворот.

Увы, притвориться столбом ей не удалось. Мужики заметили ее, и, как обычно, начали сыпать всякими разными словами, возбуждаясь все сильнее, как дети от сладостей. Джоан делала вид, что не замечает их. И она, безусловно, имела все шансы преуспеть в этом, имея за плечами отличный опыт дельтской тюрьмы, если бы один из пришедших не решил, что, если девушку нельзя задеть словами, ее можно попробовать достать чем-нибудь потяжелее.

Идея во всех смыслах была плохой. Даже если считать, что у метавшего были шансы попасть в Джоан и причинить ей мало-мальски серьезный ущерб, он вряд ли мог рассчитывать, что остальные работники мастерской оставят это дело просто так. И страшно подумать, какой массовой потасовкой с участием деревенских мужиков, кузнецов из мастерской и слуг двух знатных господ это могло бы окончиться, если бы Джоан молниеносным движением не перехватила камень у самого своего лица. Некоторое время она стояла неподвижно, не в силах поверить в то, что только что произошло. Инцидент не был замечен никем, кроме нее и бросившего в нее камень парня — слишком быстрым был его бросок и слишком незаметным — ее движение. Она посмотрела ему в глаза, он зло сплюнул и отвернулся.

Странное ощущение разлилось по всему телу, Джоан почувствовала, как пальцы машинально сжимаются вокруг камня, обкрашивая неровные края, она подняла руку, глядя на ненавистную голову…

— Джо! — крикнул Инкер, выходившей из здания конторы с двумя покупателями. Что-то было в его голосе такое, что заставило ее обернуться, несмотря на закипающую в конечностях волну ненависти. На короткий миг они встретились взглядом, — даже на таком расстоянии он заметил странный желтый блеск ее глаз, — после чего она очень осторожно и легко бросила камень, выпуская его из пульсирующих злобой пальцев. Это было лучшее, на что она была способна — бросить камень в другую сторону, стараясь не вкладывать в это никакой силы. Булыжник описал в воздухе широкую дугу и приземлился в ожидающую, сильную и уверенную руку Инкера. Он поднял ее в странном жесте, как будто говоря «мы еще обсудим это», после чего пошел провожать обоих гостей. Джоан поспешила скрыться внутри кузницы, и оставалась там до тех пор, пока все деревенские не покинули мастерскую.