Беттина Белитц - Поцелуй шипов

Этого я не хотела, но была ещё не готова открыть глаза и встретиться с реальностью. Мои веки должны отдохнуть, хотя разум стал уже более ясным; слишком долго я отказывала им, не позволяла закрываться, а теперь, когда они наконец смогли расслабится, так что моим глазам ни на что не нужно было смотреть, я задалась вопросом, почему вообще делала это.

Это была первая мысль, образовавшаяся в голове: почему я перестала спать? И всё же столько много мечтала, даже довела себя до истощения? Ещё я не могла сказать, о ком мечтала, но этим я занималась во время коротких ночей и в послеобеденное время.

Я мечтала с открытыми глазами.

Поэтому внезапно больше не была уверенна в том, что из тех вещей, которые переживала в этот момент, настоящее, а что нет. Сквозь рокот я слышала, как море ударяется о скалы, пахло мокрыми камнями и солью, и покрытым корочкой канатом. Земля подо мной была твёрдой и прохладной, хотя она казалась мне мягчайшей кроватью. Только теперь я начала чувствовать её неуступчивость, а также мои колени, на которых лежала и которым пришлось держать вес моего тела, скорее всего уже много часов подряд. Но этот мир реален.

Застонав, я оттолкнулась от пола и вздрогнула, когда открылись раны на моих ладонях. Глаза я продолжала держать закрытыми.

— Вот выпей.

Его голос не напугал; затишье рокота подготовило меня к этому, и он раздался не в ушах, а в голове, что было намного приятнее. Поэтому, когда существо поднесло чашу к моим губам и поддержало голову, я покорилась. Я с жадностью выпила. Я учуяла жёсткий запах метала, но само молоко было на вкус сладким и в тоже время кисловатым, что мигом меня освежило. Я захотела взять чашку сама и держала её обоими руками, как ребёнок.

— Помедленней, — предостерегло оно меня. Слишком поздно, я нечаянно, пока пела, вдохнула и подавилась, потому что больше не могла координировать обе вещи сразу. Мне нужно снова этому учиться. Я не могла вспомнить, когда в последний раз пила молоко. Вообще, когда в последний раз пила хоть что-то…

Есть было ещё сложнее. Всё-таки я отрывала большие куски от сухого белого хлеба, который протянуло мне существо и пихала его в рот, прежде чем кашляя и пыхтя, прожёвывала и с каждым куском становилась всё более способной формулировать и доводить до конца размышления. Мои веки тоже стали неспокойными; глаза насмотрелись на черноту внутри.

Я прекратила есть, крепко держа хлеб в правой руке, собиралась спросить, как долго я спала. Голос был таким хриплым, что сначала пришлось прокашляться, а после того, как прокашлялась, я почувствовала, что ещё слишком голодна для разговора, решила, однако, удовлетворить потребность моих глаз в свете.

Моргая, я огляделась. Я сидела в маленькой пещере, достаточно высокой, чтобы можно было выпрямится во весь рост, а ниши, высеченные в камне, говорили о том, что однажды здесь кто-то оборудовал всё для жилья; скорее всего в этой пустой комнате когда-то стояла даже мебель. Теперь же были только голые камни, плюс позади меня море, чья игра волн отражалась на тёмном базальте и на нас, людях.

Нет, это не человек, сразу же поправила я себя. Кое-что, в чём я совершенно не сомневалась: существо было Маром. Я, пока оглядывалась, хотела, как бы случайно, мимолётно взглянуть на него, но так, чтобы оно не заметило, но мне не удалось. Я должна была посмотреть на это существо не вскользь, а разглядеть обстоятельно и неторопливо. Мои глаза не позволили ничего другого.

Моё первое впечатление сразу же подтвердилось; ни мужчина, ни женщина, а что-то, о чём я знала, что такое существует, но пока ещё никогда не видела лично. Слово «двуполый» казалось мне всегда уродливым и отталкивающим, и даже сейчас я не хотела о нём думать. К тому же было невозможно сказать, что в этом существе женского, а что мужского пола; всё можно было отнести как к одному, так и к другому. Только в одном я могла бы поклясться всем, что мне дорого: оно не обладает тем, что у мужчин в штанах является вторым и очень доминантным «Я», иначе я не смогла бы прижаться так доверчиво к его коленям. Его лоно было женским.

Во мне нарастал хохот, когда я вспомнила мои смутные рассуждения во время его звонка, а именно процитировать Джианины слова, с помощью которых можно отделаться от навязчивых мужчин. Я инстинктивно подумала, что они не подходят и запретила себе говорить их, и да, они действительно не подходили. Я бросила хлеб и зажала рот рукой, чтобы подавить нарастающий смех, но было уже поздно. То, что я воссоздала, было даже не особенно смешным, я знала, шутка плоская и непристойная, но мой живот это не волновало. Диафрагма начала ритмично сокращаться, а рука не смогла удержать смех, он проложил свой путь, беспощадно, как всегда, когда становился независимым; в таком случае его больше ничего не могло остановить, я была бессильна.

Но существо радовалось со спокойной, изысканной улыбкой моему незрелому веселью, как будто точно знало, о чём я подумаю и что посчитала в нём таким смешным. Хотя на самом деле я вовсе не считала это смешным. А даже находила красивым. Во время смеха от моего горла отделилась слизь. Кашляя и со слезами на глазах, я пыталась вернуть самообладание. Только после нескольких минут мне удалось обуздать себя. Мой живот болел так сильно, что пришлось ненадолго склониться вперёд. Продолжительные приступы хохота я ещё никогда хорошо не переносила. Но кашель, освободивший горло, позволив мне использовать голос.

— Что… кто…, кто ты?

Вообще-то, уважение к нему запрещало мне обращаться к нему на Ты, не спросив сначала разрешения. С другой стороны, я спала на его коленях, и теперь если буду говорить вы, то это будет выглядеть очень странно. Я не могу обращаться к кому-то на Вы, в чьих объятьях забылась.

— Мужчина или женщина? — раздался его голос в моей голове, в то время как оно спокойно мне улыбалось. — И то и другое.

— Да, это я вижу, — ответила я сухо, поднимая с пола хлеб. — Я имею в виду скорее… это уже всегда так было? Или…?

— Я был мужчиной с сердцем женщины, когда пришла нимфа и хотела утянуть меня к себе в пруд, в котором я купался. Я сопротивлялся, но она была сильнее, обернулась вокруг меня своим обнажённым телом, и я больше не смог освободится, таким образом став частью её. С тех пор я стал гермафродитом.

Он говорил о метаморфозе, другого варианта нет. Мар женского пола превратила его, но он этого не хотел, боролся и сопротивлялся, но в конечном итоге проиграл. Гермафродит — это звучало намного загадочнее и мелодичнее, чем двуполый. Теперь мне было легче иметь с этим дело.

— Когда это было?

— Больше двух тысяч лет назад.

Я перестала есть и немного отодвинулась. Больше двух тысяч? Это существо жило больше двух тысяч лет и обитало в этой голой пещере в прибрежной скале Санторина, пробираясь ночью наверх в город, чтобы похищать сны?