Александра-К - Ненависть [СИ]

Ярре молча спешивается, бросает поводья одному из воинов охраны. Лис растерянно и вопросительно смотрит не него. После выходки Наместника Рыжий подойти к человеку не смеет.

— Из всего отряда уцелел один мальчишка, — голос Ярре звучит хрипло. О мальчишке позаботятся — он уже в доме лекаря, но чувство бессилия не покидает и бравого сотника. Мыш молча поворачиваеися и кидается вслед за возлюбленным. Сердито воет Берси-ему не нравится сидеть на руках у Альберика. Старый раб только вздыхает.

Наместник сидит на краю ложа, так и не сняв доспехи, тяжело опустив руки вниз. Лица не видно — закрыто рассыпавшимися черными тяжелыми волосами. Иногда и сталь пргибается и становится хрупкой. Жуткое чувство усталости и безнадежности. «Мир моему народу…» И двадцать мертвых покалеченных тел, которые привезли в город, которые завтра нужно будет похоронить со всеми почестями. А ведь могли бы и остаться в живых. И не надо говорить, что их судьба такая, а стезю солдата они выбрали сами. В былое время Цезарион не жалел и сотни, и легионы. Бросал их в огонь, не думая о последствиях своей ошибки. Пять лет на проклятом Севере научило считать каждую жизнь. И не потому, что солдат было мало, хотя и это тоже. Но он смог разглядеть человеческие лица под масками шлема и забрала. А тех, кого знаешь, не так просто отправить на глупую, бессмысленную смерть. На душе было мерзко. Связь с Эйзе представлялась ему сейчас едва ли не как предательство.

Легкое движение воздуха, и его возлюбленная тварь оказалась на ложе. Эйзе обнял сгорбленную спину своего господина, прижался к ней грудью, обвил руками шею воина. Прижался крепко, как теплая шкурка. Ремигий раздраженно дернул плечом, но Мыш только сильнее вцепился в него, обхватил его бедра ногами. Обезьяна маленькая — вцепился всеми конечностями!

Воин ощущал тепло, исходившее от тела Эйзе, чувствовал нежный лесной запах его тела, мягкие волосы шекотали его плечо. Отчаянное биение двух сердец, неровное, растерянное. И ощущение покоя, шедшее от твари. За эти недели Мыш научился смирять гнев своего любимого, останавливать ярость, забирать боль. И все это он делал сейчас. Он не знал, что произошло на поле боя, почему господин так потерян и несчастен, почему такая горечь на его душе. Мальчишка просто защищал и спасал от его жестокой сущности, от боли поражения, болезненного чувства осознания того, что он делал на этой проклятой богами земле. Умный сильный враг, хороший разведчик, и отчаянно влюбленный твареныш. Ему было все равно, что сделал его господин, лишь бы Ремигию не было плохо. Холодные пальцы осторожно легли на непрерывно дергающуюся в тике щеку и разгладили напряженные мышцы, забирая судорогу и боль. Тихое дыхание касалось обнаженной шеи воина и давало облегчение и успокоение. Эйзе все гладил и гладил виски и щеки Наместника, поглощая нервнон подергивание, отбирая его горькую обиду. Лишь боги империи знали, куда он девает ее из своего сердца, но возлюбленного он успокаивал и утешал.

Воин сидел неподвижно, слабо ощущая нежные и осторожные прикосновения возлюбленного. Ни одного вопроса о том, что произошло, ни тени отторжения или ненависти. Абсолютная уверенность в правоте Ремигия и вера в его силу. Воздействие твари была, как никогда, очень сильным, и Наместник в полной мере ощутил его и понял, что же заставляло его смирять себя и терпеть выходки Эйзе. Да Мыш сейчас и не скрывался. Не до того было — возлюбленному больно, надо убрать эту боль, дать возможность Наместнику жить дальше, любить Мыша, строить свою жизнь.

— Мыш! — голос Наместника был грубым и сдавленным.

Эйзе только тихо пискнул в ответ.

Резким движением воин прижал руки Мыша к груди и повернулся к нему боком, пытаясь увидеть лицо мальчишки. Тот вздохнул, мгновенно переместился вперед, оказавшись сбоку сидящего Ремигия. Эйзе редко пользовался способностями тварей, отличавшими их от людей. Довольно давно Ремигий понял, что Мыш это делает сознательно, не желая, чтобы его опасались как врага. Но сейчас мальчишка передвигался очень быстро. Похоже, из-за состояния Ремигия Мыш не полностью контролировал себя. Он тоже был расстроен и встревожен.

— Мыш, иди сюда!

Эйзе только тихо пискнул, когда оказался зажат в объятиях Наместника, тот тоже был немного не в себе и прихватил мальчишку немного сильнее, чем обычно, не жалая, причинив боль.

Смешное скуластое лицо оказалось совсем близко от лица Ремигия, он четко видел немного удивленный взгляд возлюбленного, чувствовал его теплое ыхание. Мыш глубоко вздохнул, крепко обнял воина за шею, чуть прикрыл веки, губы были призывно полуоткрыты. Эйзе явно выпрашивал поцелуй.

— Мыш?

В ответ мальчишка просто засмеялся. И тут же смех был остановлен поцелуем, Ремигий резко прижался к губам возлюбленного, раздвигая их, проникая глубже. Мыщ сладко вздохнул и приоткрыл губы, позволяя делать возлюбленному с ним все, что угодно. Пожалуй, затравленному собственной совестью Ремигию это и было надо — полное доверие и подчинение, ласка и покорность. Теплые пальцы твари ласково расправляли спутанные под шлемом черные волосы, путаясь в их завитках. Поцелуй длился так долго, что Мыш смешно чихнул и захлебнулся — воздуха не хватало. Тогда только воин опомнился, немного ослабил хватку. Эйзе тихо засмеялся, торопливо потянулся к затежкам панциря, ослабляя ремешки креплений, чтобы сбросить стальные доспехи, как краб сбрасывает свою раковину, когда вырастает. Мальчишка упорно выцарапывал своего возлюбленного из стальной хватки железа, чтобы добраться до его тела. Воин сидел неподвижно, ему нравилось ощущать непрерывные усилилия Мыша, легкие движения его рук, слышать тихое упорное посапывание. Возня Эйзе всегда его успокаивала, постоянное упорное шуршание говорило о том, что кто-то есть рядом, и это — любимый Мыш с его смешными повадками. Мыш довольно засмеялся — он сумел расправиться с доспехами. Ремигий встал, стальная шкура спала, он торопливо сбросил наручи, стянул сапоги и шагнул к двери в сад. Эйзе тихо взвизгнул — уже начинался вечер, на улице сильно похолодало, вода в бассейне была ледяная. Но воин только усмехнулся в ответ — лед его не пугал. Боль потихоньку проходила, Мыш, как всегда, сумел помочь, сумел примирить Наместника с самим собой, с фактом своего существования в этом мире. И Мышу полагалась награда, впрочем, как и самому воину.

Гулкий звук падения тела в бассейн, звук воды, рассекаемой сильным телом — у Наместника еще хватило воли выдержать ледяную воду и поплавать в ней. Эйзе только поежился. Он так намерзся за годы жизни в горах, что теплый очаг на кухне или в спальне всегда манил его.

Хлюпанье воды, воин появился в спальне внезапно, мокрый и обнаженный. Мыш только сглотнул слюну от неожиданности. Ремигий всегда был очень целомудренен в отношении возлюбленного и не позволял подобного, впрочем, мог и стесняться шрамов на теле, испаханном старыми ранениями, словно поле. Воин засмеялся, быстро пробежал мимо Мыша, рухнул на шкуру возле горящего очага. С мокрых волос скатывались маленькие капельки, падали на обнаженные плечи, покрывая их светящимся покровом. Эйзе завороженно смотрел на переливающуются игру воды на теле воина. Он только сейчас понял, что его господин, Наместник, Ремигий — очень красив. Должно было пройти очень много времени, чтобы Мыш смог увидеть подобное.