Александра-К - Ненависть [СИ]

— Эйзе! — глос воина звучал призывно, а еще в нем подрагивали нотки улыбки. Жгучий холод воды смыл боль и сомнения, и теперь было только одно желание. Погасить боль совсем, ощутив сладкие губы Мыша, обладая его телом в очередной раз. Забыться. И забыть хотя бы на время…

Мальчишка немного неуверенно шагнул ближе к огню, все так же внимательно рассматривая Ремигия. Он словно увидел его в первый раз и теперь торопился запомнить внезапно изменившийся облик. Воин быстро выбросил вперед руку и поймал Мыша, резко притянул к себе, повалил к себе на грудь. От прикосновения к ледяному телу Наместника Мыш бешено взвизгнул и попытался вырваться, Ремигий только засмеялся и перевернулся на живот, вжимая Эйзе в теплый мех и придавил сверху холоднющим телом. Мальчишка отчаянно запищал, но воин останавливаться уже не собирался. Сильные жесткие пальцы поглаживали виски Мыша, путались в его волосах, ласкали шею, спускаясь все ниже и ниже. Мальчишка вскрикнул, выгнулся всем телом навстречу этим ласковым, незнакомым рукам. Так Ремигий еще никогда не делал. Руки понемногу теплели, и прикосновения ощущались менее остро. Мыш по-прежнему неразборчиво пищал что-то, покорно подчиняясь ритму движений возлюбленного. А Наместник старался дать выход невыразимой нежности, охватившей вдруг его. Он осторожно касался плеч, лопаток, груди возлюбленного, нежно поглаживал их, чуть прижимал, давая небольшую боль, чтобы потом загладить проступок лаской. Рука его уже торопливо касалась нежной кожи бедер и паха мальчишка. Мыш сдавленно взвыл, а Ремигий улыбнулся сомкнутыми губами — впервые за все время их любви юный возлюбленный следовал и успевал за Ремигием, торопил его желание. Жесткая ладонь легла на восставший член мальчишки, поглаживая, лаская, и тут же — ответная лакска, тихий всхлип в ответ. Теперь Мыш торопил события, уже не имея силь терпеть, вымаливая все более откровенные и грубоватые ласки, подводя все ближе к взаимному слиянию. Мыш внезапно вывернулся из кольца ласкающих его рук, перевернулся на живот и слабо шепнул:

— Я хочу вот так…

Ремигий вздохнул восторженно. Он не смел предложить возлюбленному подобное, боялся, что испугает его, вызовет воспоминания о недавнем плене и насилии. А Мыш сам захотел попробовать.

Ласковые пальцы осторожно касались потаенного местечка, раздвинули ягодицы, Мыш ощутил вязкую влагу масла — Ремигий не позволял теперь себе забывать и ошибаться. И … все же кое-что забыл. Проникновение было грубым и резким. Мыш вскрикнул в голос, выгнулся назад, его волосы резко и больно хлестнули Ремигия по лицу. И поделом тебе, грубиян! Но возврата назад не было. Движения вдоль бедер мальчишки только ускорялись, Мыш с трудом удерживал себя на локтях и коленях — воин все-таки потерял контроль над своим телом и навалился сверху всем своим немалым весом, совсем не жалея возлюбленного. Но эта грубость и боль сегодня были допустимы, Эйзе сначала рванулся вперед, пытаясь вырваться, а потом подался всем телом назад, углубляя вхождение возлюбленного, усиливая давление на свое тело, усиливая взаимное удовольствие. Биение в его теле становилось все более сильным и частым, Мыш уже совсем плохо соображал, что делает с ним Наместник, тот торопливо, ощущая приближение разрядки, провел рукой и начал поглаживать возбужденный ствол мальчишки, старясь кончить одновременно с возлюбленным. Но Мыш коротко и резко вскрикнул и почти сразу в ладонь воина брызнула горячая вязкая жидкость, и от его крика и ощущения влаги на ладони, судороги прошли по телу самого воина, он изогнулся в последний раз, вырвался из тела возлюбленного, пал на мех, пятная его горячим семенем. Мыш тихо стонал рядом, тоненькое тело билось в завершающих любовь судорогах, у него всегда так- возбуждение отходит немного дольше, чем у людей.

— Люблю… — Ремигий даже сам не понял, что произнес, уже уплывая в море удовлетворения и спокойствия.

Эйзе слабо всхлипнул, открыл затуманенные глаза и вновь прикрыл веки — он отлично слышал все, но ответить сил недоставало. Потом все-таки приподнялся над неподвижным Ремигием, лег сверху ему на спину и шепнул прямо в ухо:

— Я-тоже…

— Мыш…

Они довольно долго просто пролежали возле огня, согреваемые после любви мехом и пламенем. Сонное довольство, сладкое чувство удовлетворения. Покой… Сон…

Ремигий проснулся первым, осторожно высвободился из-под тела спящего мальчишки, осторожно передвинув его в сторону. Обнаженный Мыш спал на животе, рассыпавшиеся светлые волосы смешно топорщились, трогательно выпирали лопатки и острые позвонки. Неровные блики огня освещали его чудо мышиное и делали нежное тело розоватым, словно светящимся изнутри.

«Единая плоть, единая кровь…» Завершающие слова из клятвы Огня пришли на ум Ремигию неожиданно. И тогда пришел Страх…

Цезарионы были прокляты уже на протяжении многих поколений. Те, кого они любили, погибали быстро, оставляя только горькие воспоминания. Можно было сколько угодно врать, произнося клятву перед Огнем, и те, кому солгали, оставался жив. Но вот стоило полюбить… А он… Он собрал клятву перед своим юным возлюбленным из крошечных кусочков, как огненную мозаику. И сегодняшнее соитие, яростное, для утишения боли, для утешения души, словно спаяло эту мозаику воедино, завершив ее ощущением общности крови и плоти, и дав жизнь полной клятве. Той, что приносят истинным возлюбленным, а не тем, с кем сводит расчет или фамильная гордость. От которой не убежишь — сожжет… От которой не откажешься, потому что нельзя лгать самому себе. И которая неминуемо погубит того, перед которым она произнесена.

Цезарион почувствовал себя настолько зависимым от своей твари, нечеловека, возлюбленного, что стало страшно. Если Боги захотят его забрать — не выжить. Как невозможно жить, вырвав сердце… Страх… И, видимо, теперь уже навсегда. Потому что отвергнуть его нельзя — это значит вырвать свою плоть, пролить свою кровь до капли. Нельзя…

Наместник с трудом встал, стараясь не тревожить спящего Мыша, накинул на нагое тело плащ и бесшумно вышел из спальни. Пусть поспит немного.

Альберик возился на кухне, увидев Ремигия, кивнул головой, торопливо начал собирать ужин. Царила непривычная тишина — Моди и Берси славно спали на куче выгребенной из очага золы, обнявшись, перемазанные в пепле и похожие на сказочных чудовищ. Воин тихо засмеялся — его старый раб, похоже, сдался и проиграл битву за порядок и светское воспитание двум бешеным щенкам тварей. Только сейчас Наместник заметил, что малыши немного подросли, пушок на головенках сменился легкими как пух волосиками. Моди зашевелился, капризно что-то пропищал и перевернулся на спину, светлые прядки рассыпались на хлопьях золы. Берси сердито заворчал и покрепче прижал братишку к груди. Скорее всего, младший вырастет таким же красивым, как Эйзе — уже сейчас видны тонкие черты лица и изящество движений. А вот Берси… Защитник и друг. Но не возлюбленный.