Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

— Убери! Сейчас же! — прикрикнул он, шмыгнул носом и снова зачихал. — Быстро!

Он еще не овладел ею, а уже приказывает! Что же будет дальше?

— Не уберу! Они мне дороги!

— Тогда я это сделаю!

Он схватил вазу и, распахнув ведущую в коридор дверь, выбросил. Звякнуло стекло, рассыпаясь на осколки, стражник ахнул от неожиданности, вскрикнула женщина, а изломанные цветы яркими пятнами разлетелись по темно-серому полу.

— Убери, — велел он прислужнице.

— Нет! — запоздало воскликнула Данеска, ринулась к выходу, но Ашезир втолкнул ее обратно и захлопнул дверь.

— Ты не можешь выходить в таком виде!

Он подошел к окну и, отодвинув засов, открыл настежь. Внутрь ворвался сырой холодный воздух.

— Не закрывай пока, — прогнусавил принц. — Заберись под одеяло, чтобы не мерзнуть. Я приду чуть позже. И… не огорчайся так сильно: это просто цветы. Всего лишь…

Он скрылся в смежной комнате, а Данеска пробормотала ему в спину:

— Это не просто цветы…

Затем упала на пол и расплакалась.

И вот этому тщедушному, этому грубому она должна будет отдаваться? Раз за разом, всегда, когда он того ни пожелает? И как она могла надеяться, что сумеет его полюбить? Нет! Невозможно! Его невозможно полюбить, он не может даже нравиться!

Ашезир, конечно, видел, что невеста не рада браку, потому не пытался говорить с ней ни по дороге из храма, ни на пиру, зато хотел перед брачной ночью как-то объяснить, что им необязательно любить друг друга, но никто не мешает им быть союзниками, друзьями и время от времени любовниками. Проклятые цветы все испортили. Их запах, пыльца заполняли комнату жены, забивались в ноздри, и он едва не задыхался. Сейчас начало осени, а не весна, даже не лето, потому его редко тревожили спазмы в груди и противная щекотка в ноздрях, и он никак не думал, что столкнется с подобным в покоях новоявленной супруги.

И как теперь быть? Степнячка смотрела на него не с ненавистью — это он бы стерпел, — а с презрением. Как на мерзкое насекомое! А ему нужно вернуться к ней и сделать своей женой по-настоящему. Только желания никакого. Может, некоторым без разницы, как ведет себя женщина — есть тело, которое можно взять, и ладно. Некоторых даже возбуждает противление, но Ашезир к таким, увы, не относится. Вот задачка: нужно овладеть женой, а не хочется. Совсем. Что делать? Как быть, если в паху ну никакого жара, никакого движения? Степнячка недурна и на ней тонкая сорочка, сквозь которую просвечивает грудь, но вожделения нет, даже слабого. Вообще нет!

Он выглянул в коридор и сказал стражнику:

— Пусть придет Хризанта.

Наложница скоро явилась. В этот раз Ашезир не стал ее ласкать, просто велел раздеться, а сам сел на кровать, приспустил штаны и раздвинул ноги. Как всегда, любовница поняла без слов. Она ублажала его ртом, языком, при этом сладко постанывала. Он едва удержался, чтобы не извергнуть семя, но в последний момент отодвинул ее от себя и сказал:

— Спасибо, ты можешь идти.

— Но, мой господин, а ты как же?

— Пусть тебя это не заботит. Ступай.

Она ушла, Ашезир же ринулся к двери. Главное, не смотреть степнячке в глаза, не видеть в них презрения — освободиться по-быстрому от напряжения, сбросить семя и уйти к себе.

Данеска вздрогнула, услышав, как открылась дверь. Что же теперь будет?

То есть ясно, что будет, вопрос: как? Отвратительный мужчина станет ее трогать, а потом… Сможет ли она не закричать от омерзения, если он вдруг примется ее целовать?

Принц подлетел к ней, рывком вытащил из кровати — по щиколоткам сразу ударил холодный воздух. Ничего не говоря, Ашезир развернул ее спиной к себе и лицом к ложу, затем поставил на колени, задрал подол сорочки и надавил на шею так, что она вжалась грудью и лицом в благоухающую розами простыню. Он раздвинул ее ноги шире и сразу вошел. Вот так просто: без слов, даже не попытавшись приласкать или хотя бы проверить, готова ли она. Ему было все равно! Он быстро и резко задвигался, запыхтел, засопел — потом дернулся несколько раз и на несколько мгновений замер. Отстранившись же, сказал:

— Ты не девственница.

Ну да…Свою девственность она отдала предателю.

Данеска опустила подол сорочки и поднялась с колен.

— Дай мне кинжал, — сказал принц.

— Убить меня хочешь? — бросила она. — За то, что я тебе невинной не досталась? Давай! Кинжал там, на столе. Видишь?

— Вижу.

Ашезир достал клинок из ножен, и Данеска обмерла и даже задрожала: хотя жизнь сейчас отвратительна, однако умирать все-таки не хочется, очень не хочется! Она будет бороться, не позволит себя зарезать, как покорную овцу!

Принц двинулся к ней, она вскрикнула и отбежала на другую сторону от кровати. Он хмыкнул, затем вытянул руку над ложем и — полоснул по ней лезвием чуть выше запястья. Рдяные капли окропили белый лен.

— Вот и все, — сказал Ашезир и сорвал простыню. — Будем считать, что это кровь девственницы. Надеюсь, боги не сильно обидятся.

— Боги?.. — бездумно переспросила Данеска.

— Ну да. Это, — он потряс простыню, — должны будут сжечь на алтаре богини Ихитшир, супруги Гшарха и матери богов. Это жертва…

Он выглянул за дверь и всучил «жертву» женщине, которая все еще была в коридоре. Теперь ясно, чего ждала.

— Хорошей ночи, — проронил Ашезир и скрылся в своих покоях.

Оставшись одна, Данеска закрыла окно, погасила свечи, лампу, забралась под одеяло. Тут заглянула прислужница, думала постелить новую простыню, но Данеска отказалась: не желала вставать и ждать, хотя сон все равно не шел. Пережитое унижение не давало покоя. Вообще-то она сама хотела побыстрее отмучиться, но… Он взял ее, как кобылу какую-то, как рабыню! Будто она всего лишь тело, которое можно использовать, не спрашивая. Он ведь даже не пытался ее поцеловать или погладить — не то чтобы это было нужно, более того: если бы он это сделал, было бы неприятно. Однако он даже не попытался! Это оскорбляло. Чувствовать себя вещью, служащей лишь для ублажения, слишком унизительно. Что же, он всегда будет приходить вот так? Просто чтобы излить в нее семя? Будто она не человек… Ну да, наверное. У вещи не спрашивают, чего она хочет или не хочет, вещью всего лишь пользуются… Умереть, что ли? Во сне взять и умереть, тихонько, не больно — так, чтобы самой не заметить…

Проснувшись, Данеска надела роскошно-красное платье — сегодня торжества продолжатся, — и в ожидании, когда за ней придут, встала у окна. За ним ходили слуги, проезжали всадники, какая-то женщина тянула ведро из колодца…

Хлопнула дверь, и Данеска, вздрогнув, обернулась: в покои вошел Ашезир. Он чуть смущенно улыбался, ненадолго отвел взгляд, потом снова посмотрел на нее и сказал:

— Счастливого утра.