Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

Всего лишь «не рада»?! О нет, она его убить готова! И его, и эту княжну-змеюку!

— Мне просто не нравится княжна… — пробормотала Данеска. — Не понравилась сразу, как я ее увидела, — тут она все-таки не выдержала и выпалила: — Высокомерная сука!

— О, тебе виднее, я с ней не знаком. Но ладно, оставим это: я пришел поговорить о другом, — он выжидающе замолк.

Поговорить? Ну какие сейчас могут быть разговоры, когда она еле сдерживается, чтобы не смести со стола все шкатулки и канделябры, чтобы не закричать и не расплакаться?

— Давай потом… Завтра… — прошептала Данеска.

— Нет, — отрезал принц. — Сейчас. Это важно, и время не терпит. Не знаю, что тебя так сильно огорчило, но постарайся взять себя в руки.

Да… она постарается, как бы сложно это ни было. Должна это сделать хотя бы потому, что ее поведение в глазах Ашезира, наверное, выглядит слишком странным…

— Ладно, — выдохнула Данеска и села на ложе. — Я слушаю.

Принц опустился на табурет и уставился на нее.

— Скажи: ты умеешь притворяться?

— Могу, когда надо. К чему твой вопрос?

— Сейчас объясню. Завтра, когда будешь на людях — ну или хотя бы во время трапез, — смотри на меня затравленным взглядом, а еще как будто украдкой потирай плечо.

— Что? Зачем?

Принц отвернулся, помолчал, затем снова впился в нее взглядом и, шумно вздохнув, пояснил:

— Потому что отец-император хочет, чтобы я тебя… побил. И завтра он должен думать, будто я исполнил этот его приказ. А иначе и тебе, и мне придется худо. Он сказал, что если не я… он сам это сделает. И он сделает, поверь. Он зол на твоего брата, а заодно на каудихо не меньше, чем ты… Скорее, даже больше. Он не упустит случая отомстить с твоей помощью, а заодно и тебя запугать.

Данеска смотрела на Ашезира, распахнув глаза и открыв рот. Его слова казались каким-то бредом.

— Что такое ты говоришь? Это… — она недоверчиво усмехнулась. — Да ты врешь. Только непонятно, зачем. Император не станет меня трогать. Все-таки я дочь каудихо… К тому же он кажется очень даже миролюбивым…

Ашезир вскочил с места так порывисто, что едва не опрокинул табурет, а на холеном лице наконец-то отразились настоящие эмоции.

— Да что ты знаешь о моем отце? Ничего! Вот, смотри! — он приподнял низ рукава, обнажая запястье: там багровели следы от пальцев. — Это все он. А иногда подобные отметины «украшают» и другие части тела. А ведь я ему родной сын. Так неужели думаешь, что он пожалеет дочь врага-союзника?

— Ну, мой отец тоже несколько раз замахивался на меня плетью… — Данеска все еще не спешила верить принцу.

— Несколько раз? — хмыкнул тот. — Тебе повезло.

— Ладно, хорошо, пусть так. Но… — она глянула на Ашезира с вызовом. — И что же тебе, интересно, мешает и правда меня… это… побить? Я же тебе все равно не нравлюсь. Так откуда такое беспокойство?

— Не нравишься, да. А ты меня и вовсе, кажется, ненавидишь, хоть я и не понимаю, за что, — он искривил губы в ухмылке. — Вроде ничего плохого тебе не делал.

Не делал? А как же эти несколько ночей, когда брал ее, словно вещь? А выброшенные цветы? Ну да… отлично, что он их выбросил — но это лишь сейчас стало понятно. А еще он…

…Что «еще он»? Хлипкий и не слишком красивый? Так это не его вина… Наверное…

Стоило признать: Данеска испытывала к Ашезиру неприязнь задолго до того, как вообще его узнала.

— Тебе нужно назвать более весомые причины, по которым я не желаю тебя бить? — он склонился над ней и поднял ее лицо за подбородок. — Что, одного моего нежелания недостаточно? Хорошо, вот тебе еще причины: я не хочу, чтобы твой отец был мне врагом. И чтобы ты была мне врагом, я тоже не хочу. Так подойдет?

— Да… — выдохнула Данеска. — И первой причины было достаточно, просто…

Да просто она не в себе! Подумать только: наследник сейчас чуть ли не уговаривал, чтобы она согласилась избежать унизительной участи… Да о чем она вообще думала? Конечно, может, он все-таки лжет, может, придумал несуществующую угрозу ради каких-то своих целей. Но каких? Нет, не похожи его слова на вранье…

— Я все сделаю, как ты сказал, — пообещала она, и принц выпустил ее подбородок и отстранился. — Я умею притворяться, даже если сейчас тебе так не кажется.

— Я до безумия рад это слышать, — однако в интонации не слышалось ни безумия, ни радости, ни даже облегчения: спокойный такой, равнодушный голос. — И еще: все-таки нам придется однажды решить, кем мы друг другу будем: врагами, союзниками или, может, друзьями? Подумай об этом.

Она подумает… Потом, когда вволю наплачется из-за очередного предательства Виэльди.

Виэльди приходил под ночь и обычно до утра оставался в покоях Джефранки. Днем она лишь изредка оставалась с ним наедине: большую часть времени новоявленный князь проводил или беседуя с советниками, или разъезжая по Адальгару.

Уже через несколько дней после свадьбы в стране прибавилось степняков. Некоторых из них даже поселили во дворце, другие жили в воинских домах, а личная стража Виэльди сплошь состояла из талмеридов. Такое обилие чужаков немного пугало, но Джефранка все-таки была уверена, что муж не даст им буйствовать. Почему она в этом не сомневалась? Да потому что Виэльди… хороший? Такой же хороший, как Лакор, но еще молодой, способный защитить и красивый, несмотря на этот рваный шрам на щеке..

С талмеридом вернулась радость жизни, утерянная после гибели отца и, как думалось, окончательно растоптанная наместником. Этой радости было так много, что она, казалось, не умещалась в груди: жаль, излить ее не получалось. Разве что ночью… И разве что голосом и движениями тела, ведь проклятое лицо, как и прежде, как и всегда, ничего не выражало.

На шестой день после свадьбы Виэльди догадался… Нет, догадался он, скорее всего, намного раньше, просто озвучил свои мысли позже.

— Я сначала думал, — сказал он, — ты в совершенстве владеешь выражением лица. А сейчас думаю, что наоборот — не владеешь. Я прав?

— Да…

— Как же тебе, наверное, сложно, — пробормотал он, погладил по голове, а потом его позвал один из воинов-талмеридов, и он ушел.

До чего жаль! Вот бы он подольше постоял с ней, вот бы коснулся губами макушки, как иногда делал, вот бы… Вот бы он ее полюбил! Потому что она его уже, кажется…

Увы! Виэльди был ласковым, добрым, но любви ни в его взгляде, ни в голосе не чувствовалось. Забота — да, нежность — да, иногда страсть, но не любовь, нет.

Да и разве можно ожидать чего-то иного? Ну кто полюбит эту безучастную маску, которая у нее вместо лица? Только советник-горбун, ибо он тоже ущербный, как Джефранка, хоть и по-другому…

В очередное утро Виэльди выбрался из ее кровати, оделся и тут в дверь застучали — точнее, заколотили. Он открыл — на пороге стоял один из приближенных талмеридов: вроде его звали Сарэнди.