Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

Он думал о ли-нессерах: о том, как некоторых из них исподволь, невзначай привлечь на свою сторону — и привлекал.

Он думал об Андио Каммейре и о том, как произвести на него нужное впечатление.

Почему же он так мало думал о том, что его жена не просто орудие каудихо или императора: она еще и угроза — либо помеха — для некоторых вельмож? Почему он не придавал этому большого значения, зачем другие вещи казались важнее?

Глупец!

Ашезир взвыл от злости на себя и уронил голову на кровать подле руки неподвижной Данески.

Голова Виэльди покоилась на коленях Джефранки. Она перебирала его волосы и время от времени проводила кончиками пальцев по его обнаженной груди, отчего он вздрагивал и тихонько смеялся.

— Щекотно?

— Слегка, — ответил он. — И приятно. Ну так что там дальше?

Джефранка рассказывала ему легенду, слышанную в детстве от Рунисы.

— А дальше дети вечного воина стали неприкосновенными, потому что если последний его потомок умрет, то случится беда — вечный воин вернется и всем отомстит.

— Какой суровый воин! — в притворном ужасе воскликнул Виэльди.

— Не смейся, — сказала Джефранка, хотя ей самой было смешно, и хлопнула его по животу. — Руниса до сих пор в это верит.

— Ладно-ладно, не смеюсь, — и тут же расхохотался.

Не понять: то ли история показалась такой смешной, то ли ему просто было так же хорошо, как Джефранке, потому и хотелось смеяться. Вот ей хотелось, да она не могла — разве что раздвинуть губы в слабой улыбке и издать звук, отдаленно напоминающий смех.

Она снова гладила его по голове, лбу, щекам — и это было так сладко, что замирало сердце!

— Какой ты красивый…

— Лучше скажи, что сильный, — поддразнил он. — Мужчине главное быть сильным, а не красивым.

— И сильный тоже…

Резко распахнулась дверь, раздался возглас:

— Виэльди!

Они оба дернулись, муж поднялся с ее колен, сел на кровати.

На пороге стоял талмерид-Сарэнди. Нахмурился, как будто в смущении, закрыл дверь, постучал, снова открыл.

— Мой князь, — проговорил он. — Есть важные известия.

— Посреди ночи? Ладно. Ступай в мои покои, я сейчас приду.

Талмерид удалился, а Виэльди хмыкнул и сказал:

— Он всегда так забавно теряется, когда забывает назвать меня князем. Хотя я даже не просил называть меня так… Ладно, не знаю, что стряслось, но, надеюсь, скоро вернусь.

Он натянул нижнюю рубаху, повязал тканый пояс, но перепоясываться мечом не стал — так вышел.

Вернулся и впрямь скоро: только был какой-то не такой — другой, чужой. Не глядя на нее, метнулся к поясу с мечом, схватил и снова ринулся к двери.

Джефранка догнала Виэльди, коснулась его руки, а он сразу напрягся, будто окаменел.

— Что случилось? — спросила она.

— Еду в Империю. Корабль уже готовят. Как рассветет — в путь.

— Мне собираться?

— Причем тут ты? — процедил он. — Ты остаешься здесь.

Он же говорил: они вдвоем поедут… Да что же такое ему сообщили?

— Ладно, хорошо. Но хотя бы скажи…

— Тебя это не касается!

Он отпихнул ее и посмотрел с такой злобой, что все внутри сжалось. Джефранка ничего не стала говорить, просто стояла и смотрела, как его глаза сверкают, а губы кривятся от гнева.

Только что он смеялся, отвечал на ее ласки, сам ласкал, а теперь… Что с ним случилось?!

Виэльди развернулся и вышел, а Джефранка еще долго глядела в закрывшуюся за ним дверь. Нет, она и не думала бежать следом и задавать вопросы: и так ясно, что он не ответит. Скорее, оттолкнет. Скорее, она услышит грубые слова.

Да и видеть жгучую злость вместо до сих пор такого теплого взгляда не хочется, совсем не хочется…

Но что же стряслось?.. Что-то страшное, не иначе, раз он так переменился…

Лишь бы ему ничего не грозило!

Джефранка не легла спать — дожидалась рассвета. Как только небесную черноту размыла предутренняя серость, она вышла на балкон башни: отсюда были видны и море, и порт, и выходящие из него корабли. Рыбацкие лодки Джефранку не волновали — она вглядывалась вдаль, чтобы не пропустить большое судно: то, на котором уедет Виэльди.

Уедет… Когда же вернется?

Вернется ли?

Длинный корабль неторопливо и грациозно отчалил от берега и, подняв паруса, полетел по иссиня-черным водам — прочь от земли, прочь от Джефранки.

Там, на нем, Виэльди!

Смотрит ли он вдаль, за горизонт, или оборачивается на Адальгар? А может, его взгляд устремлен в небо? Или на волны?

Корабль все уменьшался, превратился в темную точку — и окончательно растворился в тумане над горизонтом.

Виэльди стоял на носу корабля и глядел вдаль, мысленно подгоняя судно. Хотя куда уж быстрее? Ветер попутный и сильный, но… все равно медленно, слишком медленно…

Быстрее, быстрее!

Когда Сарэнди сообщил, что от ли-нессера Ширая прибыл гонец, Виэльди не предполагал беды — а она случилась.

Данеска! При смерти! Яд!

Как давно гонец это узнал? Как долго сюда добирался? Может, она уже… мертва?

…Нет! Этого не может быть потому, что не может!

Или все-таки?

И что делал Виэльди, когда она умирала? Ласкал нелюбимую? Говорил чужой нежные слова, когда родная испускала последний вздох?

Как же он ненавидел Джефранку в тот миг, когда вернулся в ее покои за мечом! И себя ненавидел тоже… За свой выбор — если бы не он, Данеска бы не умирала! Пусть бы они сбежали, как она хотела, пусть стали изгнанниками, зато она бы жила!

А вдруг ее уже нет? Никогда не будет? Тогда зачем это все? Зачем все отцовские замыслы, если ее — нет?

Неужели, чтобы понять, что на самом деле дорого, нужно обязательно утратить?

Данеска!

Если она мертва…

…Нет, нет, не мертва, не может быть!

Если она мертва, он убьет проклятого Рыжика. Своими руками убьет! И пусть после этого сам падет от мечей имперцев — какая разница? Все теряет цену, если ее — нет.

Мысль, что он обречет на гибель и воинов, которых взял с собой, мелькнула на краю сознания — и тут же погасла.

Виэльди до рези в глазах всматривался вдаль — но вдали только расстилалось бесконечное море, и белесая мгла затуманивала горизонт.

Ашезир почти не спал: то сидел у кровати Данески, в безумной надежде ожидая, что жена вот-вот проснется, то ходил по своим покоям, прокручивая в голове мысль за мыслью, мысль за мыслью. Все раздумья сводились к тому, как ее спасти — и ничего не придумывалось.

Пока была возможность, Данеску поили водой, либо бодрящими отварами, либо разведенной в жидкости мукой, но с каждым днем делать это становилось все сложнее. Скоро станет совсем невозможным…

И все из-за Ашезира! Это он почти не обращал на жену внимания, это он поверил ее словам, что лекарь не нужен…

Окно в покоях Данески все время было открыто и, сидя в них, приходилось кутаться в толстый шерстяной плащ. Все равно холодный воздух обдувал щиколотки и забирался под одежду, да только это не имело значения. Лишь бы она очнулась!