Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток

Мимоходом Сет успевает заметить в мелькании прожитых мальчиком дней красивую строгую женщину с подведёнными глазами, луну над чёрной водой, выпущенную в небо пару голубей, отблески пламенных снов, сомнительного знакомца Фран с повязкой на зрячих глазах, и снова сны — разделённые пополам с сестрицей. Каждый из этих двоих — блестящая рыбка на остром крючке пронзительно-ярких видений, а где-то во тьме ждёт рыбак, но он, в свою очередь, тоже лишь чей-то улов. Упрямая рыбка-Фран хочет скинуть нахлебника, что присосался и кормится за её счёт, но по-настоящему её свобода в руках рыбака, а тот держит крепко, очень крепко. Сейчас, изнутри, еретик хорошо понимал, чем так манит, так тянет к себе Рдяный Царь (помимо действительно неодолимой роковой чувственной прелести) — надеждой осуществиться, раскрыться во всей полноте своего предназначения, на пределе возможностей проявить свой магический дар, в котором и есть вся жизнь настоящего мага.

Сет представлял, насколько его способности уступают каждому из близнецов — но это не могло его обескуражить. Он крепко знал своё дело. Вокруг поднимались декорации, возведённые силой его ума. Но в этом иллюзорном мире у него были кое-какие права. Он узнает, чего боится Энтреа, вообразит и вызовет к жизни нужное оружие — и оборвёт все мосты, соединившие вместе этих странных детей. Достало бы сил — как здорово было бы не ограничиться этим, разом выжечь весь выводок. Но — нельзя. Теперь нельзя. Забрезжило что-то в девчонке. Неясное что-то. Надо бы с ним разобраться.

А если так, то и мальчик способен преподнести сюрпризы.

Интересно, заступничество призрака маленького братца распространяется и на него?

То, что это не так, Сету пришлось понять очень скоро.

Он не был готов к тому, что видел Энтреа в миг катастрофы. Он никогда бы не смог к этому подготовиться. Но предусмотреть вероятность чего-то подобного был просто обязан.

Непростительная ошибка.

Потому что враги человеку близкие его.

Не было у еретика никого ближе Воронёнка. Впрочем, там, дома, его все любили. Маленький братец единственный попал в Край пустыни совсем неразумным младенцем. Сет отчётливо помнил, как в год затмения заявился в Обитель один из Языков с пегой кобылицей в поводу и извлёк из складок пыльной красной хламиды странный, пищащий, мокрый насквозь кулёк. Посмеиваясь, выслушал учитель историю о потрясённых пламенной проповедью тёмных селянах, вручивших так кстати подвернувшемуся Гончему неугодное дитя, и о мытарствах брата, не сумевшего ни пристроить, ни бросить подкидыша, так и дошедшего с этой нежданной обузой до стен монастыря. Сет помнил, как мальчик рос, учился ходить, а потом и драться, таскал из библиотеки книги и читал их на крышах, поджаривая на солнце худые бока, а потом, лукаво щуря блестящие чёрные глаза, изводил окружающих бесконечными вопросами.

А теперь…

А теперь Сет сжимает в руке нож убийцы — и вместе с убийцей смотрит на то, как отлетает, сходит на нет так много, так крепко обещавшая жизнь.

На какой-то краткий миг исполосованное кровью лицо кажется растерянным и беззащитным. Потом собирается, сосредотачивается взгляд. Поверх кровавых полос, наперекор пляске теней и жарким бликам костра проступает, вытапливается откуда-то изнутри потусторонний призрачный свет. И внезапно становится ясно, что Рав — воронёнок подчиняет, присваивает накатившую невесть откуда волну необузданной дикой магической силы и необычайно ловко и точно обращает её против врага.

С небольшим запозданием Сету удаётся определить источник мощной, архаичной, неупорядоченной магии — древний жреческий нож, который Энтреа всадил в живот молодого еретика. Сет чувствует, как на его руке сцепились стальные пальцы, мешая попытке вытащить клинок, разорвать волшебный обсидиановый мост.

С небольшим запозданием Сет пытается покинуть видение, осознав неиллюзорную угрозу в глазах уже мёртвого друга — но всё ещё действующего мага, всё ещё действующего бойца.

И уже совсем поздно, фатально не успевая уйти из-под внезапной яростной атаки, Сет неожиданно понимает, что никто иной, как воронёнок и был тем непревзойдённым оружием, которое одно стоило бы выставить против Змея.

Рушится, рассыпается мнимая реальность, которую больше не в силах поддерживать гаснущее сознание, хлопают, расползаются на ледяном ветру ветхие полотнища расписанных звёздами декораций.

Падая в холодную чёрную пустоту небытия, Сет уже не чувствует, как в ответ на его последние мысли дрогнул, потеплел в основании шеи старинный флакон на коротком шнурке.

Маленькое стеклянное сердце.

Как ни странно, она чувствовала себя хорошо. Очень хорошо.

И лучше всего было знать, что она — это она. Без посторонних в её голове.

Пока, Энтреа.

До встречи.

Хотя без новой встречи она бы обошлась.

Её двойник — кто он ей? Надо спросить слепого обманщика, когда появится снова.

Впрочем, можно и так. Внутренний голос шепнул ей ответ.

Брат. Потерянная родная душа, что смущала неясным эхом внезапно двоящихся мыслей и сновидений — если припомнить, то всю её жизнь.

Брат. И близнец, вероятно.

Какая же гадость.

Вот кто, значит, главный козырь в трижды подлой игре. Эмор как-то обмолвился, что она, Фран — лишняя карта. Неужто есть надежда, что путь Змея не её судьба, что найдётся способ прожить достойней, чем стать врагом всем тем, кто ей как-нибудь дорог? Что можно не предавать Берада, Алму, учителя, можно прямо смотреть в глаза Сету?

Принц достанется тоже не ей, но она как-нибудь переживёт. Или нет?

Не успев ещё толком обрадоваться, Фран затосковала. Вот значит как. Любовное наваждение — унизительная штука, но одна лишь мысль о том, что придётся отказаться от Принца, поднимала в душе бурю ревности и негодования.

Плохо, очень плохо.

И ничего не поделать.

Разве что — вот, еретик. Он спас её от Энтреа, может, поможет сладить и с этой бедой?

С усилием всмотревшись в полумрак, Фран понимает, что помочь кому бы то ни было еретик сможет нескоро. Похоже, ему и самому нужна помощь.

Безотчётно девочка делает странную вещь: сложив пальцы левой ладони, позволяет зародиться там огоньку, а потом маленьким фонариком отпускает плавать по воздуху. Опомнившись, оторопело смотрит на него какое-то мгновение, а потом поворачивается к Сету.

Его глаза закрыты, дыхание еле заметно. На лице отросла щетина. «Как у покойника» — почему-то проносится в голове. Большое сильное тело еретика лежит бесполезным грузом, а сознание замкнуто, как орех, и никак не проникнуть сквозь его скорлупу. Если где и чудится жизнь — то в стеклянном флакончике на крепкой шее. Что-то происходит с древней реликвией — у Фран она так себя не вела. Подумав, Фран решает — чему бы не подвергла реликвия еретика, тому это скорее во благо — поэтому лишь поправляет врезавшийся в кожу шнурок. А вот рука мужчины в остатках почерневшей сбившейся повязки оказывается мокрой, липкой и очень горячей.