Кирилл Кянганен - Империя Машин

Пение всё отчётливее проскальзывало в уши.

Его заманил захватывающий вид, и он впился в карту с охватившим душу чувством ностальгии.

— В бездну остров… — прошептал он пьянея.

На окружающий мир, отдающий серостью, наползли висячие сады. «Солхеймские колонны!».

Вспомнилось, как гуляли с женой меж террас, по настилам из циновника — объемной одуванчикоподобной травы, греющей босые ступни как махровый ковер. Пух ниспадал с деревьев, а раскинувшееся озеро заполонили алые лепестки. И он, неотесанный, небритый, в паре с изящной и очаровательной незнакомкой. Возвращение с войны и трофей в виде хрупкой талии и сладкого голоска. Что еще нужно мужчине?

Из головы выветрилось, где он находится.

Альфредо судорожно трогал жидкую пленку, отделявшую его от цветущего мира, будто это сближало с многоцветным отражением. Но он не отличал явь ото сна. Краски слились, и пред ним распахнулись долины, поля, безвестные берега и тропические джунгли. Он соскучился по пёстрым тонам, и, вдыхая пышный аромат виноградников, оживлялся, а со скул сходили глубокие морщины. Невиданная резвость прибавилась в дряхлом и ссохшимся теле.

Карта откликалась на малейший жест, импульс, обгоняя полет мысли.

Его дыхание стало прерывистым.

Суетливо погрузившись в неё он примечал города, разъездные дороги, лесные насаждения, пальмы, озера, реки, разводные мосты.

Паромы, снующие на восток, кочевники, отслеживающие стадо.

Альфредо вгляделся сильнее и уже различал голоса. Казалось, еще немного, и он поймёт о чём они говорят.

— Альф? — тихий женский голос отвлёк его. Он понесся за ним.

«Вот! Вот! — Сонмир! А за перевалом, над пурпурной долиной — Башня Благоденствия, обрушающаяся на искаженное от ужаса лицо жены».

Он ощутил, как намокли щеки. Верно, он плакал.

— Это ты! — он целовал смазанное краской лицо. Нарисованное, а какое теплое! Родное! — Мы уйдём отсюда, уйдём вместе — дай мне руку!

Но ведомый непонятной силой, он перенесся к колокольне, вырвав кусочек её платья. «Ради всех богов, вернись!»

Его оторвали от неё! — Альфредо цеплялся из последних сил за незримую полосу, за шпиль Башни, но ветер сорвал тело и нещадно понес на север.

В ушах звенело, но он рвался, рвался дотянуться до фигурок людей, заглянуть им в лица. «Секунду! Не уходи! Вернись!»

Его встряхнуло, и цвета поблекли, стушёвываясь в однотонное месиво.

Одежда, разорванная на груди, следы царапин, а в погнутой пластине — застрявшие ногти.

Кровоточили пальцы, ломило шею. Альфредо простонал.

Механизм стеллажа зажевал плащ — это и спасло.

Он прорычал, выплевывая воду и водоросли. «Оно» едва не поглотило его.

— Пыточная машина…

Порвав воротник, Альф освободился от зажима. Шкаф махом проглотил материю. Удушье спадало, но на шее остался отчетливый след.

— Так ты целуешься, стерва? — он схаркнул в нее скатившуюся в горло слизь.

Пленка скрылась за слоями дерева, замуровывая угодившую в неё крысу. Она тоже купилась на какой — то мираж. Лишь ручка ящика призывно блестела у рычага.

Альфредо хрипел от ярости. Шкаф убедил, что он может всё исправить, а потом, воодушевив, швырнул хрупкие надежды о стену! Ох и страдал бы создатель чертовой обманки, окажись здесь! «Уж мастер Альф бы проучил мерзавца. Гаденыш отплатил бы за каждую секунду, растянувшуюся в вечность!»

Потихоньку он протрезвел. Но злоба не покидала. «Никакие дела, никакое долбаное человечество не возместит потери».

— Всего лишь видение… Уф.

Переключившись на судьбу Неизвестного, он усердно поработал, раскурочив ящик ножом.

— Бумаги, мишура… Хлам.

Убежища словно не существовало. При этом, на картах «периода света» и представленных в архиве, значительно расходились пометки. «Кто-то намеренно спутал следы».

Мимолетно он глянул на створки, оберегающие плёнку.

Заглянуть бы сюда попозже. И… уничтожить её.

От интоксикации вдарило в голову, он потер висок. Перенапрягся с меткой.

Вырванные ящики валялись. Швы документов расползались у ног. Это он учинил? Альфредо сощурился и побрызгал из фляги на лицо водой. Припадки учащались, никто не должен прознать об этом. Он вёл серьезную игру, но беспечность проглядывала в его характере даже в кризисные моменты.

— Какой бардак. Прибрать не помешает… — он наклонился, чтобы поднять ящик, но тренированный глаз зацепился за неравномерный фон подстилки. Ёе приклеили. Он извернулся и залез в полость с головой.

А вот и тайничок. Если бы не свет, то он бы проглядел его.

— Что хранишь, дружок? — обратился он к блеснувшей за выдранными ящиками стенке. Вскрытие замков было его страстью.

Он расстегнул браслет и придавил разомкнутыми концами блокирующее устройство. Браслет клацнул, замок скукожило в лепешку. Ту же операцию провел с прочими защелками, и протолкнув меж размягченных решеточек пальцы разорвал шланг. Сжатый газ со свистом взлетел к вентиляционной сетке. Альфредо выдохнул. Без защиты.

Сейф открылся самостоятельно.

В отсеках складировали списки пропавших без вести.

В нижнем валялась лишь стопка бумаг — подозрительно для запрятанного в уголке сундука.

Альфредо выполз под свет.

Заглавие: «Исследователь в области такой — то — Говерман».

«Террорист, руководитель террористической группы чужих».

Обвиняется в государственной измене, приговорен к смертной казни за сокрытие возможных последствий от попыток использования экспериментального устройства № 243 — контролера погоды.

За попытку использования на живых людях экспериментального препарата от выдуманной лучевой болезни/от отравления иридиумом № 267, статьи, мотивирующие казнь разместились так обширно, что заползли и на корку. «Кто — то угрохал уйму времени, чтобы собрать воедино никому не нужные факты.»

Он читал историю, газеты, и знал, что повстанцы проиграли, так почему тогда Говерман был жив до сих пор, и его не тронули? Ответ напрашивался сам.

Он провел в кабинете день, но тревогу никто так и не поднял. Волнение нарастало в груди.

Что — то не так, давно должен прийти в себя караульный. Не убил же он и первого?

Или… Кто — то другой?

Не только ему могли потребоваться документы, среди которых он раскапывал архивы лист за листом.

«Ага — Альфредо Алано — серийный убийца. Интересно… что мне они приписали?»

На его совести оказалось не более, не менее — тысяча жертв с хвостиком.

«Да я, получается, чертов маньяк» — ухмыльнулся он.

Ему даже вменили в вину создание контроля погоды, и проникновение императорский дворец во время нашествия цунами, где «он» открыл часть люков, и по его вине в Рокмейнселл залилась вода, а он, скрылся, не оставив следов.

Позывной — тень.