Джена Шоуолтер - Темная ложь

— Я уже готов, — ответил Уильям, крепче сжимая в руках собственные ножи.

Воины уже расстреляли все патроны и были вынуждены избавиться от пистолетов.

Друзья осторожно двигались вперед. Аман постоянно спотыкался, но шел. В конце концов они попали в зал, по всей длине стен которого полыхало яркое пламя, раскалившее воздух в помещении. Демон Амана облегченно вздохнул и, чтобы подтвердить свою догадку, пробормотал: «Дом…» Воин ощутил острую боль в животе. «Это не дом, — подумал он. — Не мой дом. Сосредоточься», — приказал он себе.

В середине зала стоял помост, сделанный из серы, на котором возвышался трон из переплетенных шероховатых кусков металла и рогов. На нем восседал князь тьмы, спокойный, невозмутимый и совершенно не удивившийся приходу гостей.

— Наконец-то, — произнес он, а затем отпил из усыпанной драгоценными камнями чаши. Он оказался прекрасно сложенным брюнетом с золотистыми глазами. Его лицо могло бы считаться красивым и покорять сердца женщин, если бы не застывший, мертвый взгляд. Глаза выдавали его, позволяя всем увидеть то зло, что живет внутри его. — Вы как-то не торопились.

— Где Легион? — требовательно спросил Аэрон.

— Что, и никаких любезностей? — притворно удивился Люцифер. — Даже не спросите: «Как поживаешь, дорогой господин?»

— Обязательно, — спокойно произнес Уильям. — У меня все хорошо. Спасибо, что поинтересовался, отверженный раб.

Князь тьмы щелкнул челюстью, а затем кивнул и произнес:

— Уильям. Я очень удивился, когда узнал, что ты вернулся.

— Просто скажи ему то, что он хочет знать, и мы уйдем. Нам не придется проливать твою кровь. Знаю, знаю, не благодари.

Аман сосредоточил все свое внимание на Люцифере, устанавливая связь с его сознанием, проникая в его мысли. Сначала ему это не удалось — он слышал лишь тишину. Но воин копнул глубже и, судя по всему, проломил какую-то преграду. Тотчас же на него налетела сильнейшая волна ненависти и страха, как и предсказывала Анья.

«Мое, мое, мое, — зазвучал голос в его голове. — Вы не заберете то, что принадлежит мне».

— Мне очень жаль, что мои слуги так плохо с вами обращались, — произнес князь тьмы таким же спокойным голосом, как и в начале разговора, как будто в его голове сейчас не было паники. — Я обязательно накажу их. Хотя, возможно, буду более снисходителен, чем вы.

На виске Уильяма от напряжения лопнул сосуд, однако он так и не открылся, и у Амана не было сил для того, чтобы добраться до его сознания. Кроме того, это могло нарушить связь с Люцифером.

Князь тьмы склонил голову набок, улыбнулся и посмотрел на Аэрона.

— С тобой все по-другому, Ярость, — заявил он, постукивая ногтями по подбородку. — О нет. Я больше не могу тебя так называть, не правда ли? Ты больше не Ярость. Ты свободен от демона. Решил исправить эту оплошность?

— Или скажи нам, где девушка, или сразись с нами, — перебил Уильям. — Ты навеваешь на меня скуку, а у меня еще куча дел.

Люцифер прищурился и посмотрел на него.

— О да, — заявил он. — Я в курсе, что у тебя за дела. Ты собираешься соблазнить милашку Джилли. С каждым днем ты все сильнее хочешь ее, не так ли, братец? Честно говоря, я удивлен, что ты не прервал путешествие и не навестил своих всадников. Они так скучают по тебе.

«Брат? — пронеслось в голове Аэрона. — Всадники? Четыре всадника Апокалипсиса?» Он застыл и посмотрел на Уильяма, и в его взгляде одновременно читались крайнее удивление и злость.

Аман услышал, как совершенно довольный собой Люцифер мысленно рассмеялся.

Он попробовал объяснить друзьям, что князь тьмы пытается поссорить их, и не был уверен, имел ли Люцифер в виду именно то, что сказал. И дело тут было не в Джилли и всадниках — Аман знал, что все это правда, а в родственных связях. Но, к несчастью, ни один из друзей не обратил на него внимания.

— Он конечно же лжет, — сказал Уильям, пытаясь произнести эти слова спокойно, хотя его голос немного дрогнул. — Я никогда даже не прикасался к Джилли и не собираюсь делать это. Меня не привлекают малолетки. А комментарий про лошадей вообще не заслуживает того, чтобы я давал на него ответ.

Князь тьмы, охваченный самодовольным весельем, приподнял бровь и произнес:

— Как скажешь. Тогда давайте начнем нашу вечернюю шоу-программу и развеем твою скуку.

Он хлопнул в ладоши, и этот звук эхом отозвался в охваченном пламенем зале. Слева открылась дверь, и в зал вошли два высших демона. Судя по их улыбкам, они с нетерпением ждали, когда же наконец их вызовут. Они тащили ссутулившуюся Легион, светлые волосы которой свисали вокруг головы неопрятными сосульками, слипшимися от крови. Она была связана и скована цепями, а на ее бедрах были заметны рубцы от кнута.

Аман знал, что не может позволить себе отвлекаться, и заблокировал мысли Легион. Несмотря на это, они все же успели промелькнуть в его голове. Воин понял, что с ней делали ужасные вещи, намного худшие, чем те, что показал ему служитель демона Боли, ибо это создание было всего лишь свидетелем ее мучений. «Возможно, она никогда не придет в себя», — предположил он.

Легион была избита и ранена так же сильно, как и сам Аман, и во взгляде ее глаз читалось отчаяние, которого там прежде не было. Но, увидев Аэрона, она принялась рваться, кричать, беспокоясь за него и надеясь на избавление.

— Аэрон! Аэрон! — звала она.

Но демоны держали ее крепко, и, когда Аэрон попытался сделать шаг вперед, Уильям схватил его за руку и остановил, предупредив:

— Он добивается именно этого.

Люцифер сверлил Аэрона взглядом, наслаждаясь его реакцией, бледностью и тем, как он скрежещет зубами.

— Тебе нечего сказать, воин? — поинтересовался он.

Аэрон кивнул и ответил:

— За это ты умрешь.

— И все?

Аэрон еще раз неуклюже кивнул, будто не позволяя себе снова заговорить.

Аман почувствовал, что князя тьмы охватило разочарование. Он хотел, чтобы Аэрон метал громы и молнии. «Ну и ладно», — в конце концов подумал Люцифер, и Амана чуть не выбросило из его сознания. Воину удалось сохранить связь, хотя живот крутило от боли и ужаса. Люцифер не собирался отступать; он хотел довести Аэрона, того самого глупого воина, который помешал его плану овладеть Легион и уничтожить Владык, до грани безумия.

— Что ж, — спокойно произнес он, — тогда давайте начнем наш праздничек. Никто не возражает?

Скарлет прошла через все пять стадий признания неизбежного: отрицание («Гидеон не корчился от боли, когда я ушла»), гнев («Моя стерва-мать снова и снова не реагирует на мои призывы, поэтому я не могу вернуться на небо, чтобы выследить Мнемозину»), торг («Пусть Гидеон наконец победит в своей войне, — молилась она, ни к кому конкретно не обращаясь, — и я забуду о мести тетке. Ведь если он окажется в безопасности, я перестану быть для него обузой»), депрессию («Я больше никогда не увижу этого красавца воина») и принятие («Уйдя от него, я поступила правильно. Нам лучше жить каждому по себе»).