Лиан Мерси - Последний Полет (ЛП)

- Таск у нас самый старый, - сказал Дунсейн, остановившись у небольшой деревянной двери. Через вырезанное в ней на уровне глаз окно Иссенья увидела насест, ничем не отличавшийся от остальных - одна часть соломенного гнезда была укрыта жёсткими необработанными козьими шкурами, рядом стояло ведро воды; с длинного каменного уступа, залитого солнечным светом, открывался вид на горы.

На камне, широко распластав крылья и грея их в лучах солнца, растянулся старый грифон. Он был настолько стар, что шерсть на его лапах и пушистый кончик хвоста стали белыми, как снег, также как и перья вокруг клюва и на затылке. Крылья Таска были покрыты пятнами, хвост облез. Казалось, что грифон был уже полностью или почти глухим. Он никак не отреагировал на открывшуюся дверь, и когда Иссенья осторожно дотронулась до его крыльев, он встрепенулся и удивленно захрипел. Судя по блеклым зрачкам, грифон почти ослеп, и эльфийка сомневалась, что он может безопасно летать, если он мог летать вообще.

Грифон был не просто стар. Он был болен. По краям клюва и у ноздрей были засохшие сгустки крови. Его пульс был сильно учащённым, но дыхание было медленным, тяжёлым и хриплым. Каждый вдох-выдох был похож на слабое чихание.

Что ещё хуже, он вырвал мех и перья с внутренних сторон всех четырёх лап и прилизал их к гноящимся местам. Сырая, опухшая плоть отвратительно лоснилась, и когда Иссенья подошла ближе, то увидела расползающиеся темно-багровые пятна под кожей грифона.

Это было похоже на её собственную кожу… на скверну. Но это было невозможно.

- Таск? - тихо позвала она, но старый грифон, даже если и услышал, то не подал вида.

Осторожно, скрывая движение от глаз Дунсейна, оставшегося у входа, Иссенья взяла по капле крови из своего пальца и из лапы Таска и сравнила их. Трудно было поверить, что это дряхлое старое существо могло ощущать гнев, сопоставимый с тем, что она видела в тех двух грифонах, борющихся за пустое место кормежки… но так это или нет скоро покажут её заклинания.

Она потянулась к Тени, и, ведомая магией и кровью, проникла в разум Таска.

Её встретила первобытная неукротимая ненависть. Разум старого грифона походил на море бешеной ярости, и, хотя Таск и был слишком стар и слаб, чтобы эта ярость вылилась в открытую агрессию, мощь эмоций, бурлящих в его мыслях, не оставляла никаких сомнений - он убил бы всех, если бы мог. Всех Стражей, всех грифонов и, наконец, себя. Он чувствовал, как внутри него растёт инородная болезнь, как она обволакивает его кости. Он чувствовал отголоски этой болезни в Стражах, в других грифонах, во всём, что он хотел уничтожить. Ненависть поглотила его.

Иссенья в шоке отпрянула. Она знала, что никогда до этого не прикасалась к разуму Таска, никогда не проводила его через Посвящение и не заставляла глотать кровь Архидемона. И всё же, гнев старого грифона был намного разрушительнее, чем гнев Шрайка или других измененных ею грифонов. И, как бы ей ни хотелось этого отрицать, ненависть и скверна в Таске были связаны с заклинанием, примененным ею к другим грифонам.

Отличия были, но незначительные. Она узнала контуры и тени своей работы, пусть и едва различимые под алой завесой ярости, окутавшей разум Таска. Болезнь изменилась, выросла во что-то новое, деформированное - так берескарн отличался от заразившего его гарлока… но Иссенья не сомневалась в её происхождении.

Как это могло произойти? Да, она заставляла других грифонов считать Посвящение обычной болезнью, и да, они чихали и кашляли кровью… но то, что она сделала, не было болезнью. Это была всего лишь уловка, обман, чтобы они приняли преображение.

Или нет?

Ты почти ничего не знаешь о магии крови. Калиен ещё даже не начал учить её базовым аспектам магии крови, когда она начала проводить грифонов через обряд Посвящения. Да и знал ли её учитель больше? Кто мог подтвердить, что она не заразила их настоящей болезнью, думая, что всего лишь имитирует её?

Магия крови была строго запрещена, и те, кто практиковал её, делали это словно сквозь туман неведения. Она думала, что нарушает этот запрет ради общего блага… но ведь и глупцы в детских сказках думали также. В каком-то ужасном смысле, было вполне закономерно, что её неумелые попытки могли привести к неожиданной катастрофе.

Но она должна была убедиться. Осторожно отступив от Таска на один шаг, Иссенья стерла кровь с рук и вернулась к Дунсейну, ожидавшему её снаружи.

- Этот грифон когда-нибудь был в Старкхэвене или Айсли? Или в какой-либо другой битве?

Смотритель покачал головой.

- Нет. Таск не принимал участия ни в одной из этих битв. Его зрение стало ухудшаться ещё до Мора, летать ему было небезопасно. Ещё до пробуждения Андорала он уже не покидал крепость. Удивительно, что он столько протянул.

Иссенья невесело кивнула головой.

- Он общался с другими грифонами?

- Совсем немного, когда они вернулись. Мы кормили Таска вместе с ранеными. Но он слишком плохо видел, и некоторые его действия раздражали их. А в его возрасте ему совсем не нужны драки. Да и чихали они как-то странно. Первый Страж сказал не волноваться, я знаю, но как бы стар ни был Таск, я не хотел рисковать. В любом случае, мы годами держали его отдельно от остальных.

- Сколько лет?

Дунсейн задумчиво нахмурился.

- До Старкхэвена - в 5:21, может быть, в начале 5:22. Тогда он в последний раз был с другими грифонами.

Два года. Может, три. Разум Иссеньи заполонили мрачные мысли. Если воспоминания Дунсейна были точны, и Таск стал таким после короткого пребывания с другими грифонами, при том, что его болезнь оставалась незамеченной годами… если это состояние было болезнью или походило на неё, у неё было много времени, чтобы распространиться по всему телу.

- Спасибо, - поблагодарила его эльфийка.

- Вы можете помочь ему? Вы знаете, в чем дело? - Дунсейн с надеждой взглянул на её закутанное лицо, но не нашел там того, что искал.

Иссенья покачала головой.

- Я должна разузнать больше. Посоветоваться с коллегами. Сейчас я ничего не могу для него сделать.

- Тогда что… Что нам делать?

- То, что должно, - ответила она, беспомощно взирая на белокрылого старого грифона. - Оказать милосердие.

* * *

Через три месяца Иссенья узнала, что Первый Страж официально отдал приказ: любого грифона при появлении признаков «неизлечимой жестокости» следовало усмирить. Тех, кто кашлял или чихал кровью, и служил во время Мора, также надлежало убить.

К тому времени Иссенья была в Антиве, но известие поразило её, словно кинжал в сердце. Серые Стражи уже некоторое время тихо избавлялись от грифонов, которых они не могли контролировать; единственной причиной, по которой было сделано открытое заявление - поставить другие народы в известность о происходящем. Это означало, что чума бушевала не только в изолированном Вейсхаупте, и что другие, пострадав от вспышек той же болезни, обратились к Первому Стражу за помощью.