Алина Углицкая - Перст судьбы. Эсмиль

Богиня отступила на шаг, продолжая разглядывать коленопреклоненную девушку.

– Ты слаба, дочь моя, ты позволила себе влюбиться в этого варвара и утратила силу. Ты больше не моя подданная. И путь в Амарру тебе заказан, я не приму.

Окружающий мир поплыл, завертелся перед глазами. Эсмиль мысленно застонала, проклиная Дарвейна. Почему? Ну почему боги так посмеялись над ней? Вырвали из привычного мира, подвергли лишениям, кинули этому варвару, как собаке кость. А теперь еще и попрекают тем, что в ее душе затеплилось чувство, недостойное настоящей амаррки?

Девушку охватила злость. На судьбу, на богов и на то, что оказалась игрушкой в их руках. Вскинув голову, она обнаружила, что Бенгет исчезла, только золотая статуя на постаменте продолжала смотреть на нее мертвыми изумрудными глазами. Уж не привиделось ли ей все это?

– Ты совершила ошибку, девочка, – раздался из пустоты голос богини, – но ее еще можно исправить. Ты ведь хочешь вернуться домой?

– Да… – Эсмиль задрожала, стискивая кулачки. – Но как?

– Убей этого варвара, и я верну тебя в твой дворец, в Амарру, а все, что произошло, забудется, как страшный сон.

– Убить?

Упал, звякнув о плиты пола, короткий клинок, возникший из ниоткуда. Эсмиль бессмысленно уставилась на него.

– Да. Этим кинжалом. Убей, когда он придет к тебе – и все закончится. Ты проснешься во дворце, в своей постели, и наложники будут ждать твоего пробуждения.

Девушка закрыла глаза. Впервые в жизни она не знала, чего желает сильнее.

То, что Эсмиль больна, данганары обнаружили только утром, когда Ниран пришел будить девушку. Амаррка металась в бреду на мокрых от пота шкурах, ее щеки пылали, лоб горел, дыхание было поверхностным и частым, а глаза под закрытыми веками двигались так быстро, будто ей снился кошмар. Девушка то и дело постанывала, словно испытывала сильную боль.

Нахмурившись, данганар коснулся шеи Эсмиль. Она была липкой от пота.

– Квинна? – позвал мужчина.

Девушка не ответила.

Ниран выскочил из палатки, рванул к костру, где Вирстин готовил для лэра новую порцию снадобья:

– Вир! Эргову бороду нам всем в глотку!

– Чего орешь? – меланхолично отозвался товарищ, помешивая целебное варево в котелке. – Наша красотка отказывается просыпаться?

– Кажется, у нее горячка! – выдохнул Нир. – Она вся горит!

Вирстин моментально растерял все утреннее благодушие:

– Волчья сыть! Только этого не хватало. Идем, посмотрю…

Оставив Эльдрена присматривать за котелком, оба данганара вошли в палатку к Эсмиль. Измученный вид девушки говорил сам за себя, сомнений не оставалось – квинна была больна.

– Это пустыня, – произнес Вирстин. Он потрогал лоб девушки, потом надавил ей на подбородок, заставив открыть рот, и заглянул в горло, прижав язык несчастной собственным пальцем. – Она так просто свои жертвы не отдает.

– Что сказать Его Милости? – Ниран тоскливо поскреб затылок. – Мы не сможем идти с ней дальше, это убьет ее. Но и оставаться здесь еще на одну ночь нельзя.

– Будем лечить, – Вирстин пожал плечами. – Амшеварр у нас еще есть. Неси мой мешок. Сейчас дадим ей двойную дозу, это снимет жар и вернет ей ясность ума… А Его Милости я сам скажу.

– О чем ты мне скажешь? – раздался за их спинами напряженный голос Дарвейна.

Данганары оглянулись. Их командир стоял, приподняв полог палатки, и колючим взглядом рассматривал своих подчиненных, примостившихся на корточках возле ложа Эсмиль.

– Квинна, – Ниран кивнул на девушку, которая лежала, закрыв глаза, и часто дышала, – горячка у нее.

Дарвейн шагнул ближе. Настороженность на его лице сменилась тревогой. Горячка в походных условиях, тем более в самом сердце снежной пустыни, была смертельно опасной.

– Что с ней? – он сам не заметил, как сел его голос.

– Ее лихорадит, – ответил Вир, внимательно наблюдая за лэром. – Если мы отправимся в путь, ей может стать хуже, но и оставаться здесь…

– Мы не можем остаться, – отрезал Дарвейн. – У тебя есть полчаса, чтобы привести ее в чувство. Потом, возьму ее к себе в седло.

Данганары переглянулись. Незамужняя квинна в одном седле с мужчиной, который не является ее близким родственником? Это было вопиющей безнравственностью, позором для девушки. И даже тот факт, что еще недавно она была рабыней этого мужчины и согревала его постель, не имел никакого значения.

– Вы же сделали ее квинной…

– Моей квинной! – процедил лэр, прожигая их раздраженным взглядом. – И не хочу потерять.

Потом кивнул Виру:

– Делай, что должен!

Развернувшись, Дарвейн покинул палатку. Вышел на свежий воздух и только сейчас понял, что мешало ему дышать полной грудью: в палатке Эсмиль стоял густой дух болезни. Стиснув зубы, мужчина поднял голову к небу. Сегодня оно было серым и низким, и вниз, кружась, медленно опускались крошечные снежинки.

Да, Вирстин прав, это пустыня. Это она убивает ее, не хочет отпускать ту, что посмела вмешаться в ее законы. Ирбисы Эрга остались голодны, он всю ночь слушал их хриплое мяуканье, разносившееся ветром по округе. Но напасть они уже не посмеют, если только сам хозяин не отдаст им такой приказ.

– Вам нужно сменить повязку, – произнес Вирстин, тихо подходя к своему лэру.

Тот мельком взглянул на него и опять уставился в небо ничего не выражающим взглядом:

– Раны уже не беспокоят. Займись, лучше, квинной.

– Вы еще слишком слабы, мой командир. Будет лучше, если ее возьмет в седло кто-то другой…

– Нет! – Дарвейн оборвал друга, не дав тому договорить. – Она не будет с другим мужчиной. Никто из вас не притронется к ней.

Вирстин молча кивнул и отошел.

С его лэром творилось что-то непонятное. Преданный данганар еще никогда не видел своего командира в таком состоянии. Неужели этой дерзкой, самоуверенной женщине удалось то, что не смогли сделать сотни мягких и покладистых квинн до нее? Завоевать железное сердце Дарвейна Эрг-Нерай?

Но как? Чем она его покорила? Неужели тем, что не побоялась вернуться за ним? Не побоялась ради него пойти против воли богов? Или, здесь таилось нечто большее…

Вирстин не был способен на долгие размышления, его мозг действовал четко, как слаженный механизм: приказ – выполнение приказа. Сейчас ему нужно было поднять квинну на ноги, чтобы она могла осилить дневной переход. Остальное его не касалось, тем более, личная жизнь лэра.

Дарвейн вернулся к костру. Все его спутники, не считая Нирана и Вира, были уже готовы, поклажа упакована, лошади оседланы и нетерпеливо переступали на рыхлом снегу. Рядом с догоравшим костром стоял, остывая, котелок с целебным отваром. Часть его Вирстин уже отлил для Эсмиль, но остатков вполне хватило, чтобы наполнить фляжку лэра.