Елена Кутузова - Пленница Белого замка

И только ночью тут воцарялась тишина, лишь изредка нарушаемая чеканным шагом стражи, да хриплым голосом ночного сторожа, что распугивал воров звуком своей колотушки.

Правда, иногда ночная благость взрывалась боем набата и криками людей. «Пожар». Тогда о сне забывали все — и простолюдины, которые жили в аккуратных домиках с цветочными горшками в окнах, и торговцы, остановившиеся в гостиницах, и даже знать, мирно отдыхающая в особняках, окруженных садами. Потому что остановить огонь можно было, лишь объединив усилия.

О! Эта кованая решетка совсем не изменилась! Сколько раз мы с Кэмом убегали от воспитателей, карабкаясь по удобным изгибам железных цветов! Мы родились в родовом имении, но отец часто брал нас в столицу, дабы дочь и сын росли, как подобает детям древнего Дома, и этот особняк, укутанный вуалью пышного сада, стал нам родным.

Но почему мы проходим мимо? И где герб Орвов, который украшал фасад? Почему вместо руки, сжимающей меч, над входом распростер крылья златоклювый сокол? Неужели дела Дома так плохи, что особняк продали? Может, уже жене брата пришлось это сделать? Отец болел тогда, мы не ждали, что поднимется с кровати, а Кэм погиб, пытаясь меня спасти. Бедняжка осталась с двумя детьми на руках: дочкой, едва вышедшей из младенческого возраста, и недавно родившимся сыном.

Лая всегда отличалась нерешительностью. Неудивительно, что не смогла удержать власть. А если учесть, личность врага… Хорошо, сберегла детей.

Мальчик привел меня к гостинице. Из окон свисали полотнища, несущие герб Орвов. Судя по всему, у Лорда хватило средств снять весь этаж. Значит, дела не так уж и плохи. У меня будет, от чего оттолкнуться.

— Заходи, — мальчик придержал тяжелую дверь, пропуская меня вперед. И тут же прикрикнул на выскочившего вышибалу — тому не понравилось, что в их приличное заведение ввалилась окровавленная нищенка:

— С дороги! И пусть принесут воды. Видишь, ей умыться надо!

Мужчина неодобрительно хмыкнул и отошел. А мальчик потянул меня к лестнице.

— Пойдем. Умоешься, и покормлю тебя. Ты, наверное, голодная?

Я только кланялась на ходу и благодарила за заботу. А что еще оставалось?

Первый же слуга, увидев нас, ахнул и кинулся ощупывать мальчика.

— Молодой господин, вы целы? Что с вами случилось?

— Ничего. Эрт, ты лучше о ней позаботься, — выскользнув из рук слуги, паренек переключил его внимание на меня. — Ей хуже пришлось.

Но до нищенки набежавшей челяди дела не было. Все суетились вокруг ребенка, и я смогла осмотреться.

В открытые двери комнат виднелось внутреннее убранство. Семья, вынужденная жить в чужом доме, попыталась хоть немного сделать его уютнее. Привезли с собой любимые вещи, шторы, гобелены. Один я узнала — единорог, склонившийся перед юной девой. Немало я пролила над ним слез. Так и оставила на пяльцах, когда уезжала в Замок. Судя по всему, матушка сама его закончила.

А мальчик тем временем нехотя поведал о происшествии. Ему все еще было неловко, но увиливать не стал. И честно признался, что пересидел опасность за моей спиной.

Рассказывал он это мужчине, на которого был очень похож. Для меня в его чертах так же было немало знакомого: изгиб тонких губ, четкая линия высоких скул, чуть раскосые глаза. Даже голову наклоняет особым манером. Без сомнения — истинный Орв. Правнук моего брата-близнеца.

Сын Кэма, когда младенца по обычаю представили мне, зашелся в плаче. Его едва успокоили, а мать старалась держать малыша подальше от страшной родни, и уж ни в коем случае не позволяла брать на руки. Меня это устраивало. Возиться с крикливым племянником совсем не хотелось, и я оставила сюсюканье его родителям и бабушке. Вот уж кто ворковал над внуком дни и ночи напролет.

Выслушав сына, Лорд внимательно оглядел меня с головы до ног и велел умыть, накормить и переодеть в приличную одежду.

— Это меньшее, что мы можем сделать. Челядь, пока я не переоделась, держалась поодаль. А отрепья, которые я оставила на полу возле кадки с водой, тут же унесли сжигать. На лицах откровенно читалась брезгливость, смешанная с презрением.

Но Лорд вел себя достойно. Когда я поела, слуга позвал меня к нему.

Семья ждала в комнате с тем самым гобеленом. Я смогла рассмотреть как следует. Да, матушкина работа. И как отличается от моих кривых стежков!

— Я должен поблагодарить вас, — Лорд поднялся мне навстречу. — Мой сын мог надерзить вам, но он еще ребенок и не понимает последствий.

— Вы слишком милосердны, господин, — во время поклона успеваю осмотреть комнату.

Богатства особого не наблюдается. Вещи добротные, но недорогие. Простые ткани портьер, льняная скатерть. Ни парчи, ни бархата, что прежде украшали жилье Орвов. Хотя, может, эти вещи принадлежат хозяину гостиницы? Она не из дешевых.

Но гобелены точно привезены с собой. И кое-какая посуда. Вон тот серебряный кувшин с широким горлом принадлежал матушке. Она ставила в него полевые цветы, что мы приносили ей каждый день. А эмалевые кубки — один из даров от меня Кэму и его жене на свадьбу.

— Как вас зовут?

Интересно, помнят ли они имя чудовища, о котором ужасы рассказывают?

— Улла, господин.

— Так вы из Ассалии? Признаюсь, меня сбил с толку акцент.

— Я с востока. Моя родина — Аккорн, — я подумала, что ничем не рискую, назвав пограничный город. Провинция присоединилась к Ассалии незадолго до моего рождения, и её жителей считали чужаками. За это время полностью своими они не стать не могли.

— И что же привело вас сюда?

— Нужда, господин. Муж давно умер, я с сыном жила. Он у меня хороший был, работящий. Женился, я внучков нянчила. Да вот в недобрый час решили новую избу ставить, наша-то старая.

Подумали мы, что готовые бревна дорого покупать, сынок и купил на корню. И поехал валить. Только вот не рассчитал — придавило его деревом, — я выдавила слезу. — Так и остались мы без кормильца. Жена сына, старуха, да трое детишек мал-мала меньше. Ну, я для работы уже не гожусь, зачем невестке лишний рот? Ей ребят прокормить бы. Подумала я, подумала, да и подалась по миру. Там кусок подадут, здесь переночевать пустят. Много ли старой надо? А я в благодарность истории разные детишкам благодетелей сказываю, песенки пою. Тем и живу.

Мой жалостливый рассказ произвел впечатление на женщину. Её глаза блестели от сдерживаемых слез, и муж уступил молчаливой просьбе:

— Вот что. Останешься у нас. Не просто так — ты по миру походила, видела много, будешь сыну моему о том, как другие люди живут, рассказывать. Ему это на пользу пойдет.

— Господин! — заставить себя заплакать оказалось труднее, чем выдавить единственную слезу. — Да чем же я заслужила такую милость? Жить при доме… Неужели конец пришел моим мытарствам?