Павел Кувшинов - Я – Игрок

Я не отказываюсь от беседы и не пытаюсь избегать общества Ирвина. Но на все его вопросы отвечаю короткими фразами, или ничего не значащими кивками, а иногда и вовсе пропускаю всё, что он говорит мимо ушей. Ведь всё моё внимание приковано к фигуре в жёлтом балахоне. У этой юной девушки наверняка есть то, что мне так необходимо – ответы на мои вопросы

Мне нужно лишь уличить момент, и оказавшись с ней наедине, убедить её поговорить со мной. В этот момент я даже не рассматриваю вариант её отказа на подобную просьбу, и что я стану делать в этом случае.

Заметив, что я постоянно отвлекаюсь от нашей беседы, Ирвин без труда прослеживает за моим взглядом, который приводит его взор прямиком к жрице. Однако историк делает своё собственное заключение увиденному, и с широкой улыбкой на устах заявляет, что понимает причину моей рассеянности.

– В само деле? – спрашиваю я, мгновенно переключив своё внимание на его персону.

– Ну, разумеется! Это же очевидно! – заявляет он, всё также радушно улыбаясь.

Он говорит, что я, как человек приближённый к графу и его семье, с интересом и волнением ожидаю начала церемонии, и потому не могу сосредоточиться на теме эльфийского общества. Что ж, если рассматривать вопрос с такой стороны, то звучит вполне логично.

– Вы совершенно правы, – напустив на себя виноватый вид, отвечаю я.

Тогда Ирвин предлагает оставить меня в покое, предоставив мне необходимое личное пространство, но только с одним единственным условием: мы непременно вернёмся к нашей беседе во время нашей следующей встречи.

– Кончено, даю вам слово, – говорю я, пожимая протянутую руку.

«Если она вообще состоится», – добавляю я про себя.

Пожалуй, я был готов пообещать историку, что угодно, лишь бы он только оставил меня одного. И эти слова без труда слетели бы с моих уст, потому что теперь, в свете последних событий, ложь не кажется мне чем-то ненормальным. Я понял, что врать очень легко. Вопрос лишь в её целесообразности и определённой степени доверия к конкретному человеку.

Вскоре в зале появляется граф в сопровождении своей супруги. На руках он несёт ребёнка. Его дочь одета в длинную распашонку, достающую девочке до колен. Из-под неё торчат пухлые голые ножки.

Рядом со мной вновь оказывается Кристина.

– Не знал, что Виктор поклоняется богам, – говорю я шёпотом.

– Он и не поклоняется. Как я поняла, граф просто хочет совместить древние традиции с нынешними правилами, – отвечает Кристина.

Девушка объясняет мне, что в наши, когда у знатных господ рождаются дети, информацию о них записывают в специальные регистрационные книги, которые хранятся в Салоне. Это работает почти так же, как, например, учёт движения финансов в казначействах. Информация фиксируется, хранится, и предоставляется в пользование тем, кто имеет право доступа к ней.

В старину же ребёнка «являли свету», причём иногда это происходило не сразу после рождения, а лишь по прошествии нескольких лет. Суть таинства состояла в том, чтобы дитя предстало перед взорами богов, в чём ему помогают обученные люди – жрецы, служители храмов.

Не трудно догадаться, что покровительницей подобных ритуалов была богиня Ун, владычица материнства и продолжения рода. Теперь понятно, кому из всевышних служит девушка в балахоне.

Тем временем начинается церемония. Гости сбиваются в плотную кучку, наблюдая за действом. Я занимаю место с краю, не сводя глаз с лица под капюшоном.

Граф передаёт в руки жрицы свою дочь, которая в этот момент внимательным взглядом изучает людей, заполнивших помещение. Служительница Ун принимает девочку из его рук, а Виктор отступает на шаг, после чего они с Лирим опускаются на колени.

– Внемлите моим словам! Все те, кто собрался сегодня здесь, да опустятся же на колени подобно родителям этого чада. Ибо сейчас на нас падёт взор всемогущих богов! – голос жрицы выдаёт её юный возраст, но, несмотря на это, его полнит непонятная мне сила.

Кажется, что каждое слово, каждый звук, произнесённый ей, начинает вибрировать, соприкасаясь с воздухом.

После того, как все присутствующие опускаются на колени, жрица продолжает:

– Боги покинули этот мир, но они не забыли о нём. Их взоры проникают сквозь пространство, точно свет, который источает солнце, позволяя нам выйти из мрака. И сейчас мы являем этому свету дитя, которое я держу своими руками. Перед взорами богов у этого ребёнка нет имени, нет семьи, как нет прошлого и будущего. Есть лишь его душа, такая же чистая, как вода в этой чаше.

С этими словами она опускает обнажённые ступни малышки в чашу с водой. Ребёнок не плачет, и не одёргивает ножки. Вместо этого личико девочки вдруг озаряет по-детски светлая улыбка. Она прикрывает глаза и мгновенно засыпает, и в тот же момент поверхность воды начинает искриться, словно на неё падает луч света.

Света, которого в зале не было.

– Свершилось! Боги благословили это дитя, и теперь оно сможет начать свой путь в этом мире, и путь этот не будет пролегать во тьме, но будет озарён светом! – вновь разносятся по залу голос жрицы.

Едва отзвучало последнее слово, как она передаёт спящего ребёнка Виктору и Лирим. Служительница Ун жестом позволяет всем подняться с колен. Что гости и делают, после чего большинство из них устремляются к графской чете, чтобы поздравить их и полюбоваться на девочку.

Жрица, пошатываясь, отходит от алтаря и направляется к выходу. Я едва не теряю девушку из виду из-за толпящихся в зале гостей. Но ярко-жёлтый балахон слишком приметен, и мне всё же удается, растолкав нескольких личностей, перехватить её почти у самой двери.

– Вы стоите у меня на пути, – доносится тихий голос из-за капюшона.

Возможно, эти слова должны были прозвучать повелительно, или даже надменно, но ритуал явно отнял у жрицы много сил, потому голос её заметно дрожит.

– Не знаю, как, но я чувствую боль, которую ты сейчас испытываешь, – говорю я в полголоса, заступив девушке дорогу.

– Чего вы хотите? – звучит вопрос.

– Лишь поговорить.

– Нам не о чем разговаривать! – отрезает жрица.

– Я так не думаю! – незаметно для себя я повышаю голос. – Вы знаете, кто я такой. Вы поняли это, едва увидев меня.

Неожиданно девушка протягивает руки к капюшону и медленно откидывает его назад. Передо мной предстаёт юное девичье лицо с россыпью веснушек и двумя тонкими косичками волос соломенного цвета. Пара зелёных глаз смотрит на меня, и по этому взгляду я понимаю, что девочка сильно нервничает.

Да, служительница Ун рослая для своего возраста, лишь немногим она ниже меня, но на вид ей не больше десяти–двенадцати лет.

– Да, я знаю, кто ты, – говорит она дрожащим голосом.

Ближайшие к нам гости, чьё любопытство привлёкли наши с девочкой голоса, спешат ретироваться, завидев, что грозная жрица явила на всеобщее обозрение свой лик.