Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 1 [litres]

– Кулак, твои виканцы – сами малазанцы.

Молодой воин скривился, затем развернул коня.

– Отныне они – твоя забота, Кулак. Высылай кого хочешь на розыски, но Четырнадцатая их ждать не будет.

Как только виканцы отъехали, зазвучали горны, и армия пришла в движение.

Кенеб поднялся в седле и огляделся. Солнце уже зашло. Слишком темно, чтобы что-то толком разглядеть. Но где-то там, во тьме оставались Синн и капитан Фарадан Сорт. Дезертиры. Проклятая женщина. Я-то думал, что она… в общем, не ожидал, что она способна на такое.

Многих И'гхатан сломил, сломил полностью – и мало кто из несчастных оправится. Никогда не оправится.

Четырнадцатая армия двинулась по западной дороге в направлении к Сотканской Развилке, оставляя за собой пыль, пепел и уничтоженный город.

Голова у неё была змеиная, узкие глаза светились зелёным светом, и Бальзам, словно зачарованный, смотрел, как в приоткрытой пасти мелькает раздвоенный язык. Волнистые, тяжёлые чёрные волосы извивались щупальцами, и на конце каждого красовалась крошечная человеческая голова с распахнутым в жалобном крике ртом.

Пожирательница Ведьм, Тесорма Раадиль, закутанная в шкуру зебры, покачивала всеми четырьмя руками, в которых сжимала четыре священных оружия племён Дал-Хона. Болас, каут, серп и камень – этого он никогда не понимал: а более очевидные варианты где? [2] Напомним, что болас – охотничье метательное оружие: ремень или связка ремней, к концам которых привязаны крупные камни или другой груз. А вот что такое «kout», нам выяснить не удалось – видимо, как и некоторые другие виды оружия, это – характерно только для мира Малазанской империи и в нашем не встречается. – Прим. ред. Нож? Копьё? Лук? Да кто их вообще выдумал, этих богинь? Какой же безумный, извращённый, издевательский разум мог породить таких чудищ? Кто бы это ни был… я его ненавижу. Или её. Даже скорее всего – её. Всегда это «она». Она же ведьма, так? Нет. Пожирательница Ведьм. Значит, наверное, мужчина – и вовсе даже не безумный и не глупый. Кто-то же должен пожирать всех этих ведьм.

Но богиня подступала к нему. К Бальзаму. Посредственному колдуну – даже не так, бывшему колдуну, а теперь уже просто солдату. Сержанту. Но куда, Худова плешь, подевался его взвод? И вся армия? Как Бальзам вообще попал в саванны своей родины? Я же оттуда сбежал. Ещё как сбежал. Скот пасти? Охотиться на жутких, кровожадных тварей – и это называть весёлым развлечением? Это не для меня. Не для Бальзама. Я уже столько бычьей крови выпил, что пора бы рогам пробиться, и столько коровьего молока, что того и гляди вымя вырастет…

– … так что иди от меня прочь, Пожирательница Ведьм!

Она расхохоталась – разумеется, с шипением – и сказала:

– Я алчу плоти заблудших колдунов…

– Нет! Ты ешь ведьм! А не колдунов!

– А кто говорил о еде?

Бальзам попытался удрать, заметался, но вокруг были скалы, глухие стены, острые выступы. Он был в ловушке.

– Я в ловушке!

– Отойди от него, змея похотливая!

Громовой голос. Ну – такой, тихий гром. Бальзам поднял голову и оглянулся. На расстоянии вытянутой руки от него стоял здоровенный жук – на задних лапках, так что клиновидная голова оказалась бы на уровне коленей Бальзама, если бы тот мог встать. Так что жук – здоровенный в относительном смысле. Импарала Ар, Навозный Бог…

– Импарала! Спаси меня!

– Не бойся, смертный, – проговорил жук, покачивая усиками и передними лапками. – Она тебя не получит! Нет! Ты нужен мне!

– Тебе? Зачем?

– Чтобы копать, о мой смертный друг. Прорывать обширные залежи мирового навоза! Лишь твой род, человек, с вашим ясным видением, вашей бескрайней жаждой! Ты, переносчик мусора и создатель сора! Следуй за мной, и мы проедим себе дорогу в саму Бездну!

– Ох, боги, ну ты и воняешь!

– Не обращай внимания, друг мой! Скоро и ты сам…

– Отступите от него, вы, оба! – Третий голос – пронзительный – зазвучал откуда-то сверху, он быстро приближался. – Лишь мёртвые и умирающие выкрикивают истину!

Бальзам поднял взгляд. Британ Труп, одиннадцатиглавая богиня стервятников.

– Да отстаньте от меня! Все вы!

Но теперь уже со всех сторон зазвучал нарастающий гомон голосов. Боги и богини, полный набор омерзительных далхонских божеств.

Ох, зачем же нам их столько?!

Это сестру забрали, не её. Она помнила всё так ясно, словно это было вчера, ночь лжи, которая явилась в деревню подле Итко-Кана, когда море слишком долго молчало и оставалось пустым. Когда пришёл голод, все новомодные верования – державных, справедливых богов – отбросили. Во имя Пробуждения вернулись древние ужасные обряды.

Рыба ушла. Море омертвело. Нужна была кровь, чтобы начать Пробуждение, чтобы всех их спасти.

Забрали её сестру. Улыбка была в этом уверена. Но вот сейчас просоленные, грубые руки старейшин несли её собственное бесчувственное, одурманенное тело и клали на мокрый песок – отливная волна отступила далеко и терпеливо ждала тёплого дара – а сама она парила над телом и могла лишь смотреть в ужасе.

Всё не так. Не так всё было. Забрали её сестру-близнеца – Зеркальнорождённые обладают большой силой и редко, очень редко рождаются в такой маленькой деревне.

Сестру. Поэтому она и сбежала от них всех. Прокляла каждое имя, каждое лицо, которое видела той ночью. Бежала и бежала, аж до большого города на севере – и если бы только знала, чтó ждёт её там…

Нет, всё равно бы сбежала. Точно. Ублюдки. «Ради жизней всех остальных, дитя, отдай свою собственную. Это вечный цикл, это жизнь и смерть, этот вечный путь пролегает в крови. Отдай свою жизнь ради жизней всех остальных».

И почему только эти жрецы никогда сами не вызывались на такую славную жертву. Почему никогда не настаивали, чтобы их связали и придавили камнями, оставили ждать прилива и крабов, вечно голодных крабов.

И если это такое умиротворение, зачем же лить ей в глотку масло дурханга, пока глаза у неё не стали как чёрные жемчужины, а сама она не могла уже даже ходить, не говоря о том, чтобы думать? Чтобы понимать, что именно вы собрались с ней сделать?

Улыбка парила нас своим телом и чувствовала, как подбираются ближе старые духи, жадные и злорадные. А где-то в глубинах за бухтой ждал Старейший бог. Сам Маэль, что кормится страданьями, жестокий похититель жизни и надежды.

В сердце Улыбки разгорелась ярость, и её тело напряглось под весом цепей – она не будет лежать неподвижно, не будет улыбаться, когда мать поцелует её в последний раз. Не будет сонно моргать, когда тёплая вода окутает её, заполнит её.

Слушайте! Все вы, треклятые духи, слушайте меня! Я бросаю вам вызов!

Что? Отшатнулись? Правильно, бойтесь, потому что, клянусь – я вас всех с собой заберу. Я вас всех утащу в Бездну, в лапы демонов Хаоса. «Цикл такой», ишь! Порядок и хаос – куда более древний цикл, чем жизнь и смерть, не правда ли?