Корнелия Функе - Чернильное сердце

– Все, – сказала она.

– Как, уже? – недоверчиво спросила Сорока.

Мегги не ответила. Она смотрела на Басту, который со скучающим видом стоял, облокотившись о кресло Мортолы.

– Я не буду читать сегодня вечером, – заявила Мегги. – Баста сказал, что ночью застрелили моего отца. Ничего читать я вам не буду.

Сорока уставилась на Басту.

– Это что еще за фокусы? – грозно спросила она. – Думаешь, девчонка станет читать лучше, если ее глупое сердце будет разбито? А ну живо скажи ей, что вы промахнулись!

Баста уткнулся глазами в пол, словно нашкодивший мальчишка, которого схватили за руку.

– Я ей так и сказал, – пробубнил он. – Кокерель – никудышный стрелок. Ее отца даже не зацепило.

Мегги облегченно вздохнула, прикрыв глаза. На душе стало спокойно и хорошо. Радость придала ей смелости.

– И еще… – начала она.

Она им нужна, так чего же бояться? Только она и Мо могли вычитать им Тень, но Мо они так и не поймали. И пусть даже не рассчитывают.

– Что еще? – спросила Сорока, проводя рукой по туго собранным в пучок волосам.

Интересно, как она выглядела в детстве, когда была такой, как сейчас Мегги? Неужели у нее всегда были такие тонкие, поджатые губы?

– Я не буду читать, если мне не разрешат увидеть Сажерука, до того как…

– Зачем это? – перебила ее Сорока, не дав ей договорить.

«Чтобы сказать ему, что мы попробуем его спасти, – подумала Мегги. – И потому, что вместе с ним в церкви моя мама. Наверное, мама». Но вслух она сказала другое:

– Я хочу попросить у него прощения. Ведь он помог нам.

Мортола насмешливо скривилась:

– Как трогательно!

«Я бы посмотрела на нее еще раз, – думала Мегги. – Может, это все-таки не она…»

– А если я не позволю? – Сорока смотрела на нее так же, как кошка смотрит на пойманного мышонка, с которым решила поиграть, прежде чем съесть.

Но Мегги была готова к такому вопросу.

– Тогда я прикушу себе язык! – сказала она. – Он распухнет, и вечером я не смогу читать.

Сорока откинулась на спинку кресла и рассмеялась:

– А девчонка-то не так глупа, а, Баста? – Тот молча кивнул. Мортола смотрела на Мегги почти ласково. – Послушай, что я скажу тебе, деточка. Твое дурацкое желание я исполню. А что касается сегодняшнего вечера… Посмотри на эти портреты. – Мегги огляделась. – Видишь их лица? Каждый из этих людей когда-то поссорился с Каприкорном, и с тех пор о них никто не слышал. Их дома, которые ты тоже видишь на этих портретах, поглотил огонь. Когда будешь читать книгу сегодня вечером, вспомни эти портреты. И помни, маленькая ведьма, если начнешь запинаться или молчать, то и твой портрет будет висеть здесь в такой же золотой раме. Если же сделаешь все как надо, мы отпустим тебя к отцу. Будешь паинькой, снова увидишь его. Говорят, твой голос превращает слова в плоть и кровь, вот и читай как следует, не запинаясь, а не как этот остолоп Дариус. Поняла?

Мегги посмотрела ей прямо в глаза.

– Да, – тихо сказала она, ни минуты не сомневаясь, что Сорока лжет: они никогда не отпустят ее к Мо.

Придется Мо самому прийти за ней.

Баста не переставая сыпал бранью, пока тащил Мегги через площадь к церкви.

– Прикусит язык! Ну надо же! С каких это пор старая карга стала поддаваться на такие уловки? И кто теперь должен тащить эту нахалку в склеп? Ну конечно Баста! Кто же еще? Я что, единственный слуга?

– В склеп?

Мегги думала, что пленники так и висят в сетках, но в церкви было пусто. Баста нетерпеливо потащил ее через колоннаду.

– Да, в склеп! – рявкнул он. – Там лежат мертвецы, и тех, кто скоро ими станут, мы сажаем туда же. Спускайся, да поживей! У меня есть дела поважнее, чем нянчиться с дочерью Волшебного Языка.

Ступеньки вели круто вниз, в темноту. Они были скользкие и разной высоты, и Мегги все время оступалась. Когда в непроглядной темноте она пыталась нащупать ногой следующую ступеньку, Баста подтолкнул ее грубым пинком.

– Чертов фонарь! – ругался он. – Опять погас!

Чиркнула спичка, и из мрака выплыло лицо Басты.

– Тут к тебе гости, жонглер! – язвительно сказал он, зажигая фонарь. – Дочка Волшебного Языка хочет с тобой попрощаться. Ее отец выманил тебя из другого мира, а дочка сегодня вечером постарается сделать так, что ты просто исчезнешь. Я бы ни за что не пустил ее сюда, но Сорока на старости лет очень уж подобрела. Видно, нравишься ты малышке. Уж не лицом ли? – расхохотался Баста, и его мерзкий смех эхом отозвался в сырых стенах склепа.

Мегги подошла к решетке, за которой стоял Сажерук. У него за спиной, на каменном саркофаге, сидела служанка Каприкорна. Даже в слабом свете фонаря она узнала ее лицо – лицо с фотографии Мо. Только волосы у нее потемнели и она не улыбалась.

Когда Мегги подошла к решетке, женщина, подняв голову, смотрела на нее не отрываясь.

– Просто не верится, что Мортола разрешила ей прийти сюда! – удивленно сказал Сажерук.

– Девчонка пригрозила, что, если ей не позволят навестить тебя, она прикусит себе язык. – Баста сжимал в кулаке кроличью лапку-амулет, которую он всегда носил на шее.

– Я хотела попросить у тебя прощения, – сказала Мегги, обращаясь к Сажеруку, а потом стала смотреть только на мать.

– За что? – улыбнулся тот.

– За то, что я все-таки буду читать сегодня вечером.

Ну как рассказать им о плане, который придумал Фенолио?

– Ладно, пошли, прощения ты уже попросила, – нетерпеливо сказал Баста. – Здесь ужасно сыро, ты охрипнешь.

Но Мегги, не оборачиваясь, вцепилась в решетку.

– Нет, – сказала она, – я еще побуду здесь. – Может, все-таки придет в голову что-нибудь дельное. – Я вычитала оловянного солдатика, – сказала она Сажеруку.

– Правда? – снова улыбнулся тот. Странно, но его улыбка не показалась ей загадочной или надменной. – Значит, вечером все получится, да?

Он смотрел на нее в упор, и Мегги взглядом попыталась сказать ему: «Все будет не так, как задумал Каприкорн! Мы спасем вас!»

Внимательно вглядываясь в лицо Мегги, Сажерук старался понять, что же она хочет сказать ему. Потом, вопросительно подняв брови, он обратился к Басте.