Корнелия Функе - Чернильное сердце

– Как поживает фея? – спросил он. – Она еще жива?

Мегги видела, как ее мать осторожно, словно по битому стеклу, подходит к решетке.

– Еще жива, – неохотно буркнул Баста. – Динькает как заводная, спать мешает. Если не угомонится, я попрошу Плосконоса свернуть ей шею. Он ловко проделывает это с голубями, которые гадят ему на машину.

Мегги заметила, как мать осторожно достала из кармана платья бумажку и сунула ее в руку Сажерука.

– За такое обращение с феей вам с Плосконосом лет десять счастья не будет, – заверил его Сажерук. – Точно тебе говорю. Уж в феях-то я разбираюсь. А что это у тебя за спиной?

Баста обернулся как ужаленный. Сажерук, просунув руку в решетку, молниеносным движением передал записку Мегги.

– Черт, чтоб тебя!.. – выругался Баста, разгадав уловку Сажерука, и повернулся к нему лицом как раз в тот момент, когда Мегги сжала в руке клочок бумаги. – Смотри-ка, записка! – Баста без труда разогнул ее пальцы и уставился на мелкие буковки, которые написала ее мать. – А ну, читай! – Он ткнул записку ей в лицо.

Мегги покачала головой.

– Читай! – страшным шепотом сказал Баста. – Или на роже у тебя будет такой же красивый узор, как у твоего приятеля.

– Прочитай ему, Мегги, – сказал Сажерук. – Он и так знает, что без хорошего вина я жить не могу.

– Вина? – расхохотался Баста. – Так ты просил ее раздобыть вина? Да где ж она его возьмет?

Мегги смотрела на записку и запоминала каждое слово, пока не выучила наизусть: «Девять лет – долгий срок. Я каждый год отмечала твой день рождения. Ты еще красивее, чем я себе представляла».

– Да, это на тебя похоже, жонглер! – услышала она смех Басты. – Ты хочешь напиться, чтобы победить страх? Но для этого тебе потребуется целая бочка, а то и две.

– Попытка не пытка, – пожал плечами Сажерук.

Видно, Басте показалось подозрительным, что у него такой довольный вид, поэтому он нахмурился и изучающе посмотрел на изуродованное шрамами лицо Сажерука.

– С другой стороны, – медленно проговорил Баста, – ты всегда был хитрый как лиса. Как ты думаешь, малышка, не много ли букв для одной бутылки вина? – Он сунул записку Мегги под нос. – Ты сама ее прочтешь или пусть Сорока на нее посмотрит?

Мегги выхватила у него записку и спрятала руку за спину. Баста в недоумении смотрел на свою пустую ладонь.

– А ну отдай, маленькая ведьма! – зашипел он от злости. – Отдай записку, не то я тебе все пальцы отрежу.

Но Мегги, отступив на шаг, прижалась к решетке спиной и крикнула:

– Не отдам!

Сажерук быстро сообразил и вытащил из руки Мегги бумажку, которую она прижимала к металлическим прутьям.

Баста наотмашь ударил девочку по лицу, и она ударилась головой о решетку. Кто-то погладил ее по голове. Оглушенная, Мегги обернулась и увидела перед собой лицо матери. «Сейчас он обо всем догадается», – подумала она. Но Баста смотрел на Сажерука, который размахивал у него перед носом запиской, как будто дразнил червяком голодную птицу.

– Ну что? – спросил Сажерук, отходя подальше от решетки. – Зайдешь сюда или будешь драться с маленькой девочкой?

Баста растерянно застыл на месте, как ребенок, которому незаслуженно дали подзатыльник, потом схватил Мегги за локоть и оттащил от решетки.

Девочка почувствовала, как он приставил ей к горлу что-то холодное. «Нож», – поняла она. Ее мать вскрикнула и ухватилась за Сажерука, но тот еще выше поднял записку.

– Ты трус, Баста! – сказал он. – Тебе проще приставить нож к горлу ребенка, чем войти ко мне. Вот если бы тут был Плосконос, тогда другое дело. Так ведь? Но его здесь нет. Ну, давай, заходи сюда! У тебя ведь нож, а я с голыми руками. К тому же ты знаешь, я берегу их и всегда неохотно лезу в драку.

Мегги почувствовала, как хватка Басты ослабла. Острие ножа уже не впивалось ей в кожу. Она откашлялась и прикоснулась к шее. Ей казалось, что на руке должна быть кровь, но ее не было. Баста отпихнул Мегги с такой силой, что девочка упала на сырой каменный пол. Потом он вытащил из кармана связку ключей. Задыхаясь от ярости и тяжело дыша, как будто он пробежал марафонскую дистанцию, Баста дрожащими руками вставил ключ в замок.

Сажерук наблюдал за действиями Басты с самым невозмутимым видом. Он жестом велел матери Мегги отойти подальше от решетки и сам с изяществом танцора отступил на несколько шагов. Глядя на него, было непонятно, боится он или нет, только шрамы на его лице проступали ярче, чем всегда.

– А ну убери эту штуку! – сказал он, когда Баста вошел в камеру, наставив на него свой любимый нож. – Если ты меня убьешь, испортишь Каприкорну все удовольствие. Он тебе этого не простит.

Да, Сажерук боялся. Мегги поняла это по его голосу, да и говорил он чересчур быстро.

– Зачем же так сразу – убивать? – прошипел Баста, закрывая ногой решетку камеры.

Сажерук отступил к каменному саркофагу.

– Ты, видно, решил добавить мне узоров на лице? – Он говорил почти шепотом, но теперь в его голосе звучали ненависть, отвращение и злость. – Не думай, что это будет так же легко, как в прошлый раз, – сказал он. – С тех пор я хорошо выучил урок.

– Неужели? – Баста стоял уже в метре от него. – Посмотрим, что же ты выучил. Твой друг огонь сейчас тебе не поможет. Даже твоя вонючая куница далеко.

– Я говорю о словах! – Сажерук прикоснулся к саркофагу. – Я разве тебе не рассказывал? Феи пожалели меня за изуродованное лицо и научили насылать проклятие. Они знают, что я не люблю драться. Я тебя проклинаю, Баста, костями мертвеца, который лежит в этом гробу! Готов биться об заклад, что в нем уже давно лежит не священник, а один из тех несчастных, кто попался вам в руки. Так ведь? – Молчание Басты было красноречивее всяких слов. – Конечно, эти старые гробы – лучший тайник. – Сажерук провел рукой по треснувшей крышке. – Его дух будет преследовать тебя, Баста, до последних дней твоей жизни, – как заклинание произнес Сажерук. – Он будет вечно нашептывать тебе мое имя… – Баста схватился за свой амулет. – Это тебе не поможет, не надейся! Бедняга, у тебя, кажется, уже жар начинается? Дрожат руки и ноги подкашиваются?

Баста замахнулся на него ножом, но Сажерук ловко увернулся.

– Отдай записку! – крикнул Баста, но Сажерук с невозмутимым видом сунул ее в карман брюк.

Мегги, следившая за их поединком, краем глаза заметила, как Реза достала из кармана платья серый камешек – чуть больше перепелиного яйца.

Теперь Сажерук провел по крышке гроба двумя руками.

– Хочешь, я прикоснусь к тебе? – спросил он, показывая ему ладони. – Знаешь, что будет, если потрогать гроб, в котором лежит невинно убиенный? – Сажерук отступил на шаг в сторону, словно делая тур вальса.

– Если ты прикоснешься ко мне, я отрежу твои вонючие пальцы! – побагровев от гнева и ярости, прорычал Баста. – Сначала пальцы, а потом язык.