Корнелия Функе - Чернильное сердце

– Ах как страшно! Где же твой нож? Или Сажерук опять прихватил его? Таким манером у него скоро целая коллекция наберется! – Плосконос, повернувшись к Басте спиной, указал мальчишке на соседнюю камеру: – Запри в ней женщину и сторожи, пока я не вернусь с ключами. Но сначала отведу куда надо нашу деточку.

Мегги стала сопротивляться, но Плосконос, приподняв ее, перекинул через плечо и понес.

– А Каприкорн знает, что девчонка тут делала? – поинтересовался он у Басты.

– Спроси об этом Сороку, – усмехнулся тот.

– Обойдусь как-нибудь, – пробубнил Плосконос, поднимаясь со своей ношей по лестнице.

Мегги не видела, как молодой чернокурточник винтовкой заталкивал ее мать в соседнюю с Бастой камеру. В памяти остались только ступеньки, церковь и пыльная площадь, через которую Плосконос тащил ее, как мешок с картошкой.

– Неужели твой голос такой же дохлый, как ты сама, – съязвил он, опуская ее перед дверью комнаты, в которой ее держали с Фенолио. – Тогда вечером Тень у нас получится малахольная!

Мегги не ответила.

Когда Плосконос отпер дверь, она, не замечая Фенолио, залезла на свою кровать и уткнулась лицом в свитер Мо.

Больше часа Элинор добиралась до поселка, где был полицейский участок. И хотя моря еще не было видно, холмы здесь были более пологими и их склоны покрывали виноградники, а не густой лес, как вокруг деревни Каприкорна. Утро предвещало очень знойный день, но, выходя из машины, Элинор услышала вдали раскаты грома. Небо над головой было синее-синее, как океанская глубь – манящая, но опасная…

«Не будь идиоткой, Элинор! – сказала она себе, подходя к светло-желтому зданию полицейского участка. – Сегодня будет гроза, только и всего. Неужели ты стала такой же суеверной, как этот бандит Баста?»

Двое полицейских сидели в тесной комнатке. Их форменные куртки висели на спинках стульев. Под потолком лениво крутился большой вентилятор, но в помещении стояла такая духота, что было не продохнуть.

Полицейский помоложе, широким лицом и курносым носом походивший на мопса, даже не дослушав, высмеял Элинор. Он спросил, почему она такая красная, неужели любительница местного вина? Элинор чуть не спихнула его со стула, но второй полицейский – высокий худой человек с печальными глазами и темными волосами с залысинами – успокоил ее.

– Перестань! – сказал он напарнику. – Пусть она хотя бы договорит.

Он слушал, как Элинор рассказывала о Каприкорне и чернокурточниках, и лицо его оставалось бесстрастным. Потом, когда она поведала о поджогах и дохлых петухах, он нахмурился, а когда она дошла до Мегги и предстоящей казни – изумленно вскинул брови. Элинор не упомянула ни о книге, ни о том, каким способом совершится казнь сегодня вечером. Она сама, расскажи ей кто-нибудь подобную историю недели две назад, ни за что не поверила бы в эти небылицы.

Выслушав рассказ Элинор, полицейский некоторое время молчал. Он навел порядок на столе – аккуратно поставил на место карандаши, сложил стопкой бумаги, – и внимательно посмотрел на нее.

– Я слышал об этой деревне, – задумчиво сказал он.

– Еще бы, кто ж о ней не слышал! – с насмешкой сказал тот, что помоложе. – Это же деревня самого дьявола, про́клятая деревня, даже змеи ползут вокруг нее стороной. Ходят слухи, что стены церкви там выкрашены кровью, по улицам ходят люди в черном, которые на самом деле и не люди вовсе, а души умерших, и в карманах у них тлеет огонь. Стоит подойти к ним слишком близко – и человек исчезает, растворившись в воздухе… – Довольный собой, он заложил руки за голову.

Взгляд, которым Элинор его одарила, был холодным как лед. Другой полицейский улыбнулся и, вздохнув, встал из-за стола. Надев куртку, он махнул рукой, чтобы Элинор следовала за ним.

– Надо взглянуть, что там творится, – сказал он на ходу.

– Давай поезжай, видно, тебе делать больше нечего! – крикнул ему вслед молодой напарник и снова так громко рассмеялся, что Элинор подумала, а не вернуться ли, чтобы все-таки спихнуть его со стула.

Через несколько минут она уже ехала в полицейской машине по той же дороге, что, петляя между холмами, привела ее в участок. «Господи, почему я не приехала сюда раньше? – размышляла она. – Вот теперь все будет хорошо! Никого не казнят, Мегги вернется к отцу, все снова будет хорошо. Молодец, Элионор!» – без конца повторяла она. Никогда еще она не была так довольна собой. Пусть теперь кто-нибудь попробует сказать, что она ничего не понимает в жизни! Ей хотелось петь и танцевать, хотя прежде она этого не делала, потому что не умела.

Полицейский сидел рядом. Он молча глядел на дорогу и поворачивал на такой скорости, что у Элинор сердце в пятки уходило, и, чтобы успокоиться, она теребила мочку уха. Дорога, по всей видимости, была ему хорошо знакома: ни на одном перекрестке, ни на одной развилке он не сбился с пути. Элинор вспомнила, как они с Мо искали эту деревню, как вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль.

Машина в очередной раз повернула на такой бешеной скорости, что колеса с левого борта почти нависли над обрывом.

– У Каприкорна много людей, – сказала Элинор с тревогой в голосе. – Они вооружены, хотя стреляют плохо. Может, стоит вызвать подкрепление?

Она видела что-то подобное в каком-то идиотском полицейском боевике. Полицейские в кино всегда просили подкрепление.

Полицейский, пригладив редеющие волосы, кивнул: мол, он и сам об этом подумал.

– Конечно, подкрепление пригодится, – сказал он, с безучастным видом включая рацию. – Но пока пусть будет просто наготове. В деревне мы для начала зададим несколько вопросов.

Он вызвал по рации группу из пяти человек. По мнению Элинор, этого было мало против целой банды Каприкорна, но все же лучше, чем мужчина с мальчиком и неуклюжая любительница книг.

– Это она! – вскрикнула Элинор, разглядев вдали неприметную, скрытую в темной зелени, деревню Каприкорна.

– Скоро будем, – ответил полицейский и до самой деревни не произнес больше ни слова.

У нее не было никакого дурного предчувствия, когда он кивком поприветствовал постового на автостоянке. Но когда они вошли в церковь и он передал ее в руки Каприкорну, словно найденную вещь ее законному хозяину, она осознала, что все пропало и что она просто набитая дура.