А Говард - Принц Зазеркалья

Джеб обводит меня взглядом. Его зеленые глаза далеко не так бесстрастны, как у эльфа-рыцаря. В них шок, горечь и боль.

Меня с головы до ног охватывает дрожь. Я должна сказать Джебу, что пришла помочь ему. Что по-прежнему люблю его. Что хочу попросить прощения. Но голосовые связки как будто скованы морозом.

И голова тоже похожа на кусок льда. Тяжелая, онемевшая. Я даже уже не уверена, что бодрствую. Может быть, всё это было ночным кошмаром. Я повисаю на шее у Морфея, уткнувшись лицом ему в пиджак. Никки и Чешик зарываются мне в волосы, пока я вдыхаю запах лакрицы. Это единственное, что я узнаю. Единственное, что осталось неизменным.

Он относит меня обратно в освещенную солнцем комнату и осторожно усаживает на стол. Я не переставая дрожу. Горло болит от удерживаемых рыданий.

– Успокойся, Алисса, – говорит Морфей и набрасывает мне на плечи кусок тяжелой парусины.

Чешик перебирается с моего плеча на колени; его огромные изумрудные глаза словно спрашивают, что со мной. Никки порхает возле моего лица и поглаживает меня по виску крошечной ладошкой – по-матерински ласково.

Кровь то вспыхивает, то остывает.

– Ты совсем бледная, – замечает Морфей, плотнее запахивая на мне ткань. – Принести ведерко?

Я качаю головой, подавляя тошнотворное бурление в животе.

– Г-г-где Джеб? И что это было…

Мое тело сотрясается от кашля.

– Ш-ш, – Морфей кладет руки мне на бедра, заслоняя крыльями нас обоих. – Джебедия сейчас приберется и придет. Дыши глубоко и смотри на меня. Ты в безопасности.

Я с трудом делаю вдох – и давлюсь.

– Сосредоточься на мне, – настаивает Морфей.

Я не свожу глаз с его лица; заслоненное крыльями, оно обретает цвет снега в тени. Морфей начинает петь. Не мысленно, у меня в голове – поскольку железный купол не позволяет, – а вслух… простую и милую колыбельную, своим прекрасным голосом.

Он пел эту песенку, когда сам был ребенком и относил меня во сне в Страну Чудес. Тогда я укрывалась одним из его атласных крыльев, как одеялом, и запах лакрицы и меда, вместе с чудесной колыбельной, позволял мне расслабиться и спокойно уснуть.

Пока я слушаю, драгоценные камни на лице Морфея делаются безмятежно-синими, как морская гладь.

Сделав несколько глубоких вдохов, я подавляю кашель и говорю:

– Спасибо.

Морфей сжимает мои плечи сквозь ткань.

– Это существо не собиралось причинять тебе вред. Ему было просто любопытно. Оно уже видело когда-то твое лицо. Как все здешние создания.

Вспомнив колючую проволоку, я качаю головой.

– Нет. Рисунки вели себя так, как будто я могла им повредить. Они хотели убить меня.

Морфей поднимает бровь и проводит пальцем по моей исцарапанной шее.

– Это они сделали?

Я киваю.

Морфей рассматривает прорехи у меня на рукавах и ожоги, оставленные падающими звездами.

– Как любопытно.

– Это просто чудовища, – говорю я, плотнее запахивая ткань.

– Не все, – возражает Морфей. – У малютки Никки тот же самый создатель, но она довольно мила.

Словно в знак подтверждения Никки садится на плечо и гладит меня по голове.

Тот же самый создатель. Кровь, которой разбитые сердца испачкали мою одежду… она похожа на краску. И кровь двойника имела вкус краски.

От нехорошего предчувствия я замираю. Флуоресцентная фея, граффити, искаженная копия Джеба, пейзажи на его картинах… всё это напоминает мне о том, как я впервые узнала о своей силе. Как случайно оживила мозаику, висевшую на стене в коридоре. Я заставила мертвых сверчков и ягоды остролиста танцевать и истекать кровью на гипсовом фоне.

– О нет, – чуть слышно говорю я. – А я-то удивлялась, что Никки не страдает от последствий использования магии… но она состоит из магии. Ее нарисовал Джеб. И двойника тоже. Он оживляет свои рисунки.

Звучит фантастически, но я знаю, что это правда.

В черных глазах Морфея появляется проблеск гордости.

– Совершенно верно. Да, Джебедия приобщился к дарам Подземья. Но дело не только в этом.

Словно удовлетворившись, что я в порядке, Чешик спрыгивает с моего бедра и выныривает из-под крыльев Морфея. Никки следует за ним.

Когда оба пропадают, я вновь поворачиваюсь к Морфею:

– В каком смысле?

– Хм…

Изящные пальцы вновь касаются моей шеи. На сей раз он берется за шнурок и вытаскивает дневник и ключик, прежде чем я успеваю его остановить.

– Сначала ты расскажешь мне про это маленькое сокровище.

Красный свет озаряет лицо Морфея. Он пытается открыть книжечку, но магия слишком сильна, а ключик слишком велик.

Я выдергиваю шнурок и прячу дневник под тунику. Морфей внимательно смотрит на меня.

– Что ты написала на этих крохотных страничках, Алисса? И зачем?

Я смотрю на него в упор.

– Теперь у меня есть собственный секрет. Не очень приятно, когда от тебя что-то скрывают, правда?

Его лицо постепенно яснеет. Морфей склоняется ко мне и шепчет:

– Напротив, моя королева. Я не могу представить ничего более приятного, чем разрушать твою оборону, слой за слоем, чтобы раскрыть драгоценный… секрет.

От груди, опаляя шею и щеки, поднимается жар. С ума сойти, как быстро Морфей из утешителя может превратиться в палача.

Он смотрит, как я краснею. Очевидно, ему нравится меня дразнить.

– Я не прочь поспорить, что узнаю твой секрет раньше, чем ты узнаешь мой. Я всегда говорил: логика подземцев лежит на грани между разумом и безумием. Когда ты отбросишь всё, что раньше считала реальным, тебя озарит.

Он опускает крылья.

Теплый закатный свет льется сквозь стеклянный потолок.

– Скоро мы узнаем, в какой мере ты научилась полагаться на свою волшебную половину, – Морфей извлекает из моих волос рыжую прядь, подносит ее к свету, а затем заправляет мне за ухо. – Интуиция подземцев способна расшифровать алогичность всего, с чем ты столкнешься здесь. Она поможет тебе в ходе твоей великой миссии.

Я догадываюсь, что «великая миссия», о которой идет речь, – это не только наша с папой попытка найти маму.

Я опять про него забыла!

– Папа!

– Приятно видеть, что тебе не все равно, – говорит, стоя на пороге, Джеб; интересно, как давно он пришел? – Не волнуйся. Я только что был с ним, он в полном порядке.

На нем черная атласная рубашка с длинными рукавами, расстегнутая и развевающаяся. В глазах непонятный свет. Джеб сейчас явно полон чего-то странного. Я рада, что он не изменился физически, но страшно подумать, что творится у него внутри.

Лабрет сверкает алым в лучах заходящего солнца, и я вспоминаю, что эльфы-рыцари нарочно наносят себе ранки, чтобы украсить лица драгоценными камнями, в которые превращаются капли крови. Джеб, со своими длинными волнистыми волосами, действительно похож на эльфов, которых я встречала в Стране Чудес. И его каменное лицо – без всяких эмоций – лишь усиливает сходство.