А Говард - Принц Зазеркалья

Головокружение прекращается, когда Джеб, барахтаясь, выплывает на поверхность. Глубина затягивает его, засасывает – моего лучшего друга, возлюбленного, человека, который всем жертвовал ради меня. Столько раз, что я сбилась со счета.

На воде вскипают ядовитые алые пузыри.

Я отвожу взгляд и плачу; мне недостает сил смотреть, как на поверхность всплывает то, что осталось от него. В голове звучат слова, сказанные им год назад, в Стране Чудес, когда мы впервые поцеловались. Тогда я попросила Джеба не разбивать мне сердце. И он ответил: «Да я скорее вырву свое».

Не может быть, чтобы он погиб. Просто не может быть. Это страшный сон.

Всё вокруг движется как будто в замедленном действии. Морфей лежит без сознания на помосте, обезумевшие гости приближаются, оттесняя стражу и птиц.

Ничего светлого во мне не остается. Сострадание и жалость тонут во мраке. Кровь захлестывает их бешеным ревущим приливом, в котором я хочу купаться вечно.

Гости протискиваются на помост. Стражи и уроды отступают.

Труˆсы.

Капая слюной, полные злобной целеустремленности, чудовища проходят мимо бесчувственного тела Морфея, не тронув его. Их взгляды устремлены на меня. Гостей притягивает моя королевская кровь.

– Ты всё потеряла! – кричит в моей голове Червонная Королева. – Твои воспоминания подвели тебя, потому что теперь ты принадлежишь мне. Подчинись моей власти, и я спасу нас обеих!

Но Морфей хотел, чтобы я использовала не только свои воспоминания.

– Разорви ее! Вынь из нее сердце! – кричит толпа чудовищ, придвигаясь ближе.

Лозы Червонной Королевы множатся и отгоняют их.

Я позволяю ей защищать нас: она отвлечена, и это дает мне шанс. Я копаюсь в себе в поисках окрашенных алым воспоминаний, которые хранились в волшебном дневнике, и наконец вытаскиваю их на поверхность. Раскрасневшееся личико девочки, которая пыталась удержать дух умершей матери. Рубиновый блеск волос Гренадины во время мучительного урока игры в крокет, когда Червонная Королева почувствовала, что отец ускользает от нее. Насыщенный алый цвет ленточек, возвещающих самую страшную ошибку в ее жизни, когда она из-за своего же эгоизма толкнула мужа в объятия другой женщины.

Червонная Королева вскрикивает – она бессильна против собственного раскаяния. Мстительные воспоминания проникают внутрь и пронзают ее. Лозы втягиваются в меня, и кожа зарастает, как будто их никогда не было. Мои ноги касаются помоста.

Я призываю на помощь воображение и представляю себе Королеву в виде паука, насаженного на булавку. Она сворачивается клубочком в моей груди, беспомощная, как насекомое, пригвожденное к гипсовой основе мозаики. Когда Королева отдается раскаянию, боль заново охватывает меня. Мое сердце начинает разрываться пополам. Во рту появляется медный вкус.

Но я не умру. Не умру, пока не отомщу.

Сосредоточившись на безжизненных лозах внутри себя, я заставляю их сжать мое сердце.

Больше Червонная Королева не владеет мной. Я владею ей.

Чудовищная толпа накатывает на меня волной шерсти, слюны и когтей. Они рычат, тянут меня за волосы, скручивают мне руки за спиной, а потом поднимают и несут к краю помоста, откуда свалился Джеб.

– Разорви ее! Покажи нам ее сердце! – зловещее пение становится исступленным.

Меня передают над головами от одного чудовища к другому – я плыву над толпой, направляясь к пруду страха. Во мне вскипает ярость – добела раскаленная, опаляющая. Она лишает мои волосы цвета и скручивает их в платиновые дреды, полные гневной магии, которую питает моя собственная темная половина.

Я смотрю на пылающий шар наверху и представляю, что костяной спуск – это сороконожка. Тут же горка превращается в панцирь, а подпорки – в ноги. Стоит чуть-чуть ее поманить, и она движется. Упоры со щелчком открываются, высвободив ад, заключенный в стекло. Шар с грохотом катится по извилистому спуску, срывается и летит к пруду. Он затыкает собой водоем, не позволяя тварям бросить меня в воду.

Спуск продолжает двигаться, извиваясь, как змея. Он запутывается в веревках и в навесе, прикрепленном к столбу посередине помоста. Навес рвется пополам, веревки натягиваются всё туже и туже, пока наружная стена замка не заваливается внутрь, придавив половину зрителей. Пепел вздымается клубами, когда камни падают во двор.

Оставшиеся гости, потрясенные случившимся, роняют меня. Они ворчат, рычат, что-то бормочут. Собравшись с духом, я встаю. Мои руки по-прежнему связаны сзади.

– Закройте ей глаза! – ревет зверь, похожий на обезьяну. – Она может колдовать, только пока видит!

Кто-то набрасывает мне на голову мешок, который был на Джебе, завязывает его и толчком опрокидывает меня наземь, вышибив воздух из легких.

– А теперь сожгите ее!

Я пытаюсь сделать вдох. Меня окутывает запах краски и цитрусового мыла. Запах Джеба.

Передо мной вновь разыгрывается его смерть. Джеб никогда не вернется к родным, никогда больше не обнимет меня, не назовет ласковым прозвищем. Его прекрасные картины будут жить в мире смертных, но он не увидит, как они трогают людей, и не поймет, что уже давно стал человеком, которым всегда мечтал стать.

Звери рычат и толкают лапами мое простертое тело – я чувствую горячее дыхание и прикосновения острых когтей, когда чудовища тащат меня к пылающему шару.

Я слишком захвачена эмоциями, чтобы сопротивляться. Мысль о сердце Джеба, плавающем там, в пруду, где-то под огненным шаром, не дает мне собраться с силами.

Отчаяние сильнее, чем удары, которыми осыпают меня звери, пока волокут навстречу мучительной смерти. Я сворачиваюсь клубочком. На глаза наворачиваются жгучие слезы, и я кричу, пока легкие не съеживаются, как сухие розовые бутоны, маленькие и бесполезные.

А потом, сквозь эхо отчаяния, я слышу тихое позвякиванье крыльев и вспоминаю… доспехи, которые подарил мне Морфей.

Я должна жить… я буду жить. Ради тех, кого люблю, ради Страны Чудес. Чтобы отомстить за смерть Джеба.

Достаточно одной мысли – и защитная кромка слетает с бритвенно-острых слоев моего платья. Меня удерживает слишком много лап, поэтому я извиваюсь, как червяк. Теплая влага окропляет мое тело, и я чувствую запах крови, когда лезвия режут моих противников, одного за другим. Ничего не видя, я чувствую, как они шарахаются – хотя не отступают. Надежда, что кого-нибудь еще покалечат, чересчур возбуждает их.

Когда вокруг оказывается достаточно места, я начинаю кататься. Мучительные крики перемежаются злобным смехом – чудовища возвращаются за добавкой.

Катаясь быстрее и быстрее, я заставляю ветер подхватить меня и поднять, превратив в циклон. Я слепо врубаюсь в тех, кто стоит вокруг, и режу их на куски.

Я ветер.