Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

Помещение вокруг меня продолжало вращаться, откуда-то выплыла картинка из темной подсобки, меня снова затошнило, и я закрыла глаза, чтобы справиться с позывом.

У дверей туалета началась какая-то возня, потом послышались голоса двух людей, которые спорили друг с другом, и дверь открылась.

— Анна? — Ой, нет, только не это. — Энн? — При звуке его голоса мое сердце сжалось.

— Я в порядке, Кай, — слова не шли у меня из горла.

Послышались шаги. Они гулко отдавались от высокого потолка и остановились у моей кабинки, а под дверью показались блестящие черные ботинки.

— Тебе плохо. Впусти меня.

— Не надо, всё уже в норме.

— Может быть, прислать Марну?

— Нет, мне просто надо побыть одной. Уходи — вдруг вернутся духи?

Наступила долгая пауза, и я лишь молилась, чтобы он поскорее ушел. Все эмоции, которые мне до того удавалось сдерживать, рвались наружу, я вот-вот должна была разрыдаться самым омерзительным образом. Пожалуйста, пусть это случится без свидетелей. Пожалуйста, не говори больше ни слова…

— Ты сегодня… отлично справилась. — Неохота, с которой Каидан произнес эту похвалу, ударила меня, как молотом, и меня прорвало.

— Уйди, — проговорила я заплетающимся языком. — Мне надо побыть одной. Прошу, просто уйди!

Снаружи послышалось громкое скандирование, смысл которого не сразу до меня дошел. Я стала вслушиваться — на нормальном уровне, усилить восприятие еще не получалось, — и поняла, что это обратный отсчет. Потом раздались радостные крики и звуки рожков.

— С Новым годом! — Ноги повернулись и двинулись к выходу. Как только закрылась дверь туалета, я уронила голову на руки и залилась слезами.

На следующее утро в шесть тридцать в дверь моей квартиры постучали. В шесть тридцать! Шатаясь, я проковыляла в прихожую и прильнула к глазку. В животе было кисло, голова раскалывалась. За дверью стоял отец. Я впустила его, и он тут же прошел мимо меня на кухню.

— Возьми себе там, чего найдешь, — сказала я.

— И тебе доброе утро, сердитая ты моя. — Он налил себе стакан чаю и соорудил бутерброд. Я смотрела на все это, как сквозь туман.

— Тебя вчера стошнило.

Как он определил? Неужели остался запах? Отец откусил бутерброд, смерил меня хмурым взглядом, и я забормотала:

— Наверное, из-за того, что я забыла про воду.

— А может быть, из-за «Четырех всадников», — предположил отец.

— Но как же ты… — начала я и тут же сообразила. — Ты все время был поблизости! — Он кивнул. — Ну, а что еще оставалось делать, когда этот легионер дышал мне в затылок? Он говорил, что оставит меня в покое, если я устрою ему представление. И мне уже точно нельзя было отказаться от коктейля.

— Никогда не предоставляй инициативу бармену. Заказывай только то, что в состоянии осилить.

Я вздохнула и упала на диван, сжимая виски. Такая рань!

— Поговорим в самолете. Вставай и собирайся. Мы летим в Нью-Йорк.

Лететь первым классом — это, конечно, было хорошо. Жаль только, что я не могла получить от этого никакой радости. Все внутренности вышли из строя, голова раскалывалась. Я только отхлебнула воды и попыталась съесть круассан.

Повелители созывали чрезвычайный форум, на котором были обязаны присутствовать все исполины. Испы с других континентов отправились прошлой ночью, а мои друзья летели на личном самолете Фарзуфа.

По дороге в аэропорт я спросила отца, почему испы должны явиться. Он ответил, что испов приглашают на форум, только когда с кем-то из них серьезная проблема. В этот момент я перестала чувствовать собственное тело. Отец послал нескольких своих доверенных шептунов поискать информацию, но они узнали лишь, что речь пойдет о некой исполинке, которая плохо работала и будет наказана в назидание остальным. Остаток дороги до аэропорта мы молчали, но мой мозг лихорадочно работал.

Мне казалось слишком сильным совпадением то, что повелители собирают чрезвычайный форум всего через несколько часов после того, как подвергли проверке именно меня. Не сходившее с отцовского лица напряженное выражение говорило мне больше, чем он был готов сказать вслух.

— Прошлой ночью кто-то тебе свистел, — сказал отец во время полета. Гул моторов создавал фоновый белый шум, рядом с нами не было других пассажиров.

— Копано.

— Ты ему об этом рассказывала?

Я прикусила губу и отрицательно покачала головой.

— Значит, подслушивал во время твоего обучения. — Он втянул воздух сквозь зубы. — Лихой малый.

— Ты не сердишься?

Он пожал плечами, как будто это не имело никакого значения. А потом снова заговорил о форуме, и у меня внутри всё сжалось.

— Вечером сиди как можно дальше от повелителей. Испы на форумах не говорят. Не выступай, что бы ни происходило. Если возникнет проблема, я позабочусь. И не вытаскивай свой треклятый меч, если только я тебе не скомандую. Он — категорически последнее средство. Если этого кота выпустить из мешка, пути назад не будет.

Рукоятка в импровизированной кобуре из кожаного кошелька, который нашел отец, была прикреплена к моей лодыжке. Я надела черные брюки, достаточно расклешенные внизу, чтобы скрыть кобуру от посторонних глаз, а детекторы металла на небесный материал не реагировали, так что контроль безопасности я прошла без замечаний.

Самым страшным в форуме был то, что я не знала, чего ждать. Следовало приготовиться к худшему.

Осмеяние. Пытка. Боль. Смерть. Ад.

При мысли о вечном проклятии меня охватила дрожь. В тот же самый момент самолет провалился в воздушную яму, и салон тоже тряхнуло. Я вцепилась в подлокотник. Это не навечно, — сказала я себе. Это лишь на время. Я справлюсь. Я закрыла глаза, задумалась. На поверхность сознания выплыла новая ужасная мысль. Что, если во время расправы со мной Каидан или Копано, или оба, попытаются остановить повелителей? Их за это тоже могут подвергнуть наказанию. Мысль о том, что кто-то вмешается и пострадает, переполнила чашу боли. По щеке покатилась слезинка.

Отец потянулся ко мне и смахнул ее, а потом взял меня за руку. Моя голова была откинута назад, глаза закрыты.

— Может быть, — попробовал он меня успокоить, — это не из-за тебя. — Но точно так же могло быть и из-за меня.

В маленьком круглом иллюминаторе возникло пятнышко — другой самолет. Мы должны были разминуться в воздухе с Патти, которая этим же утром возвращалась из Нью-Йорка домой. Я закрыла глаза и представила себе ее лицо, как она ободряет меня и говорит, что мне надо быть сильной. Думать о том, как она справится с сегодняшними новостями, не было сил. Отец сказал, что звонить слишком опасно, и я оставила ей письмо. Слишком мало для прощания.