Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Не что, а кто, — оглядел Гиозо сделавшего замечание анхальтца. Уж за одно это следовало двинуть в морду, а за содержание приложить дважды. Но осторожность удержала вспыльчивого виконта. Сколько здесь еще таких? Вспыльчивых.

— И кто? — оторвался Марюс от позирования у зеркала. В человеке все должно быть прекрасно. Особенно складки плаща.

— Я сам. И потому говорю. Двор мне не нравится, но я здесь, потому что здесь.

— Примут ли к рассмотрению твое недовольство? — отвлекся Гаткси, за следующим яблоком.

— Плевать мне на это.

— Ты же слышал, воспитанному и благородному человеку, плевать нельзя, — звучит ядовитый голосок Сеона.

Ответ Гиозо застрял где-то в области вдоха.

«Чем больше шума, тем меньше драки,» — предвидел Колин ничью. — «Буря в чайной чашке не состоится. Да и кипятком никого не обварят.»

— Пффф…, — возмущен Кэй откровенной грубостью.

— Так оно и есть, — согласен Сеон заключить маленькое временное перемирие.

Не преминул наведаться к новикам и Латгард, излучавший обычную доброжелательность. С самого их приезда, канцлер исчезал и появлялся каждые пять минут, не давая покоя. Расспрашивал, разговаривал. Осчастливил парой никчемных советов. Таких наслушаешься в церкви. Возлюби ближнего, как самого себя. С самим собой проблем никаких, проблемы с ближними. Их то за что? Любить.

Портьера вновь дернулась не в такт огням. Отпали последние сомнения. Наблюдают с балкона. Загодя, до представления, рекомендовать хозяйке Серебряного Двора счастливчиков и неудачников? Или назначить и тех и других?

Колин попробовал уяснить критерий выбора. Взгляд обежал мужской полукруг, задерживаясь то на одном, то на другом новике.

Гаткси снисходительно дружелюбен. Относится ли керамбит [31] Керамбит — острый крюко-образный нож. на поясе к гарантам его дружелюбия или неким указующим фактором на причину оного? За мной сила! Он так действительно думает? Или пытается убедить в том окружающих. Скорее всего дело не в самом баронете, а в тех кто за ним. А за Гаткси — Анхальт, будущее штатгальтерство и приданное гранды.

Сеон аф… короче виконт. Нравится девушкам — пять из двенадцати заинтересованно посматривали на него. Нравится он и самому себе. Воспользуется этим с большей охотой, чем всем прочим.

Гиозо аф Бакар. Тоже уповает на родню? При знакомстве единственный через слово козырял откуда он. Другие обошлись коротким представлением.

Дрэго… Элек… Взгляд пропускает легко. Эти как бы за щитами от всего света.

Имени не вспомнил…аф Мойн. Он со всеми, но поодаль. Он как все, но чуть выше. Самооценка? Самообман? Желание продаться дорого? После недолгих колебаний, Колин пришел к выводу — самооценка. И желание донести окружающим и себе в первую очередь, о личном превосходстве. В чем? Да, во всем. От сальных не мытых неухоженных косм, до сбитых каблуков сапог.

«Таких уже двое? Не многовато ли? Впрочем, кто из нас ангел?»

Лучше не гадать. Не угадаешь.

Кэй аф Ур. Живот и щеки гарант блестящей карьеры? Как знать.

«Веселый малый,» — поражен унгриец улыбкой новика. Так растягивать щеки устанут мышцы.

Кажется Джергори… Замечательное имя. Редкое… На этом пожалуй все. Ни маковой росинкой в довесок.

Тамас аф Дорсет. Не трудно запомнить. И причина понятна.

«Злая собака,» — распознал Колин старательно скрываемую от посторонних сущность энтурийца.

«Но ведь собака,» — успокоил Тамас, не отрицая раскрытого «эго». — «Не волк.»

«Но таки злая.»

Баронет… та-та-та… Марюс? Человек, желающий дружить, но при этом избегающий честно смотреть в глаза, вызывает подозрительность.

Портьера колыхнулась и Колин (все же, о ком там спорят?) сбился. Сбился, на девочку. Видел её несколько раз на корабле, во время короткого, но неприятного плавания. Бедняжка буквально всплеснула руками, закрыться от него ладошками.

«По крайней мере честно» — похвалил он землячку за детскую искренность.

Вико аф Бенс. В одежде зашнурован, в общении больше слушатель.

«Вот кому позавидуешь,» — честно сокрушался унгриец. Мимикрия — лучшая черта придворного. При любых раскладах в любимчиках. Или любимчиках любимчиков. Кто с одинаковой любезностью готовы подать и кружку с вином и ночной горшок вынести.

Улф… Новик слишком близко, чувствовать запах его цветочной воды. Может ли подобное вызывать стойкую неприязнь? Может. Именно стойкую.

«Жаль, нет зеркала,» — подумалось Колину. Но вглядываться в собственное отражение неблагодарное занятие. Как пить дать, увидишь несуществующее и проглядишь свойственное.

Опять в поле зрения девчонка.

«Прямо соринка в кривом глазу!»

Старается не поддаваться страху… Сжала кулачки не бояться, но опустила голову не видеть его.

«Пожалуй, зеркало мне не к чему,» — признал унгриец обоснованность страхов своей попутчицы.

Час потраченного времени не привнес в наблюдения Колина значимых открытий. То, что женская половина новиков его старательно игнорировала, открытием не назовешь. Уж кто-кто, а портовые шлюхи, видавшие и не таких «красавцев», и те старались содрать с него лишнюю монетку. На фоне пустых взглядов и постных личиков, боязнь маленькой унгрийки сущий подарок.

Сквозняк дружно колыхнул пламя свечей и факелов, дрогнули и зашатались на стенах и мраморе тени. В зал кузнечиком выпрыгнул мажордом.

«Ни герольдов, ни трубачей, ни барабанщиков…,» — насторожило унгрийца начало представления.

Распорядитель отстукал церемониальным жезлом и отмахал символическим ключом каждый свой скок. Остановился в середине круга под люстрой, откуда нет-нет капал свечной воск. В пурпурной мантии мажордом походил на костер.

— Эсм! Саины! — призывной рык к вниманию, вспугнул воробья и летучих мышей. — Гранда Сатеник!

Два полукруга ожили и приосанились. Кто сумел, изобразил улыбку. Кто «держал» — подправили. И лишь толстушка Ализ улыбалась естественно и открыто. Радоваться новым встречам добрая привычка.

Брякнули оружием скары — охрана дворца. Быстрые и неуловимые, с обнаженными клинками, готовые к любым неожиданностям, они встали вдоль лестницы и заступили за спины гостей, предупредительно дыша в затылки.

Замелькали платья камер-юнгфер, камер-медхин…, маякнуло золото пуговиц пурпуэнов камер-кавалеров и броши на шапочках пажей.

«Теперь понятно,» — обозревал Колин двор дочери Моффета Завоевателя. А понятно следующее, слишком незначительное количество гербов придано представительнице королевского дома. Эсм выпало спорное счастье выпестовать своих. Повелевая, награждая и наказывая.

Человеческий ледник, в холодном сиянии и сполохах жемчуга с праздничных одежд, сползал с лестничных вершин. Ступенька за ступенькой. Ступенька за ступенькой…