Марго Генер - Сердце Черной Пустоши. Книга 3

Я не знаю, как мне удалось сохранить маску непроницаемости на лице, но пальцы на подлокотнике, дрогнули. Заметил это и повелитель, его тонкие губы расползлись в победной усмешке. Во всем его облике читалось нечто такое тревожное, что я поняла: от позора меня отделяет граница, толщиной в волос.

– Десять лет назад я была восьмилетним ребенком, – мягко сказала я, и тревожащее меня пламя в глазах повелителя слегка утихло.

– Не дура, – кивая, проговорил Радилит. – Даже, пожалуй, умна. Есть проблемы с выдержкой, но это возраст…

– Благодарю, ваше величество, – сказала я, чувствуя, как ледяная лапа, сжавшая внутренности, по одному разжимает пальцы. – Я слышала о вашей проницательности и мудрости, но не имела чести узреть их лично.

– Хорошее сочетание, – не слушая меня, продолжил размышлять вслух его величество. – Создает приятное шевеление в чреслах. Что ты сделаешь, если я скажу тебе: разденься и станцуй для меня прямо на этом столе?

Я замерла, но лишь на миг.

– Я… Не осмелюсь нарушить вашу волю, ваше величество, и сделаю все, чего вы от меня ждете, – сказала я после короткой заминки, думая, что если правитель и вправду прикажет танцевать голой, скорее умру, чем покрою имя Гриндфолд позором.

– Ты умеешь выглядеть умной даже в то время, пока остаешься дурой, – подытожил повелитель. – А другого мне от тебя и не требуется.

Стараясь сделать это незаметно, я облегченно выдохнула, а правитель продолжил говорить.

– Я же, в отличие от молодых щенков, властвую над своими желаниями, и позвал тебя не для того, чтобы унизить.

– Внимание вашего величества не может быть унизительным, – пробормотала я, но повелитель остановил меня раздраженным взмахом руки.

– Мне плевать на твое унижение также, как на твое счастье, Элизабет, – закончил он начатую фразу, и я сглотнула, не зная, что ответить на такую откровенную грубость.

Привстав, повелитель налил себе что-то из графина, и, окинув меня взглядом, плеснул того же и в мой бокал.

Пригубив, одобрительно крякнул и приказал выпить и мне.

Я с опаской взяла бокал, думая, что алкоголь – последнее, что предпочла бы сейчас. Не хотелось дополнять ощущение слабости и беззащитности перед повелителем тяжелой головой и заплетающимся языком. Но правитель семи королевств не сводил с меня змеиного немигающего взгляда, и я послушно выпила из бокала все.

Стоило опустить его на место, как вместо того, чтобы встать ровно, на ножку, он завалился на бок. Налитая свинцом рука безвольно легла рядом, не желая покидать стол.

Я подняла на его величество затравленный взгляд и увидела, как по его морщинистому лицу расползается скупая улыбка.

– Вынужденная мера, дорогая невестка, – сказал он, все еще улыбаясь. – Слушать твой вздор, конечно, приятно, но эффект от настойки правды надежнее. Мне нужно, чтобы ты была откровенна, и ты будешь такой. Легкий стазис скоро спадет, не пугайся и не дергайся. Не будь нервной дурой.

Я закрыла и открыла глаза, сосчитала про себя до десяти и поняла, что повелитель прав: состояние оцепенения отступает, но истинное чутье внутри вопит дурным голосом о вторжении, о том, что не смогу солгать ни единым словом, и от этого особенно жутко.

Пришлось приказать себе взвешивать каждое слово с особой тщательностью, отставить панику, быть трезвой и ясной, потому что это нужно, как никогда

– Я рад, что у тебя чувства к Дагрею, Элизабет, – сказал его величество задумчиво. – Мне это приятно.

Я хотела горячо возразить, и даже оскорбиться, но потом благоразумно смолчала.

Повелитель усмехнулся.

– Дагрей моя гордость, – сказал он. – Карл был слишком несносен в его слабости к людям и наукам. Не лучшие качества для правителя.

– Карл был лучшим правителем из всех когда-либо живших на земле, – тихо сказала я. – И лучшим из людей.

Брови повелителя удивленно поползли вверх.

– Ты и Карла любила? – хмыкнул он. – Удивительная женщина!

– Я любила Карла больше самой жизни! – вырвалось у меня и в глазах повелителя мелькнуло что-то, похожее на восхищение. Похожее настолько, насколько удав вообще способен восхищаться кроликом, его мягкой шерсткой и затравленным взглядом.

– Я восхищен, – одобрительно сказал повелитель, прожигая меня взглядом. – Может, это некое особое качество, которое распространяется на всех мужчин нашего рода? Не становится ли тепло у тебя между ног, когда я говорю с тобой?

– Нет! – вырвалось у меня, и я подумала с досадой, что не смогла сдержать отвращения, проступившего на моем лице.

Повелитель пожевал губами и хмыкнул.

– Сейчас не об этом, – сказал он. – А о Дагрее. Он моя кровь и плоть больше, чем Карл. Старший сын, как ты заметила, был хорошим правителем. Да, ты упомянула слово «лучший», но тут наши мнения не совпадают. Он был бы лучшим, не будь так увлечен наукой, возможно… А в Дагрее есть все, что заставляет отцовское сердце трепетать от гордости.

– Не похоже, что у вас вообще есть сердце, – вырвалось у меня, и, поскольку стазис быстро прошел, я поспешно зажала рот ладонью, с ужасом глядя на повелителя.

Вопреки моим ожиданиям, пресветлый Радилит рассмеялся. И в хохоте его мне послышалось карканье воронов.

– Я рад, что это выглядит именно так, – сказал он, отсмеявшись, – потому что так оно и есть. Ты теперь правительница, Элизабет, и со временем ты научишься думать и чувствовать, как правитель. Как должно думать и чувствовать целое королевство, населенное сотнями тысяч? А несколько королевств?

– Королевство не может мыслить, – возразила я. – Это абстрактное понятие, а не организм.

От меня отмахнулись, поморщившись.

– Я – и есть этот организм, Элизабет. Я – и есть семь объединенных королевств. Мне доступны мысли, чаяния, желания и чувства любого из моих подданных, в том числе и твои. И все же я стою выше этого, потому что я должен стоять выше этого.

– Вы говорили о Дагрее, – вырвалось у меня, и правитель хмыкнул.

– Хочется говорить о предмете своих чувств, дорогая? Понятное желание женщины, которая никогда не станет хорошим правителем, потому что живет инстинктами… Дагрей… В нем есть все, о чем мог бы мечтать любой из отцов. Но я не любой. И того, что есть, мне мало. Если бы Дагрею перешла по наследству магия Свартов… Если бы это произошло… Пожалуй, я позволил бы тебе насладиться личным счастьем, Элизабет.

Сердце гулко забилось, к щекам хлынул жар, а воздух в комнате сгустился и стал вязким, как смола.

Я почувствовала, что слова, о которых буду жалеть всю жизнь вот-вот сорвутся с языка, и приложив титаническое усилие, чтобы не открывать рот, все же выпалила:

– Вы так любите Дагрея, несмотря на его неприязнь к вам?

К моему удивлению правитель не оскорбился.