Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

– Прикройся! – шутили порой матросы-мужчины. – Идет охота на содомитов!

– А что делают с пойманными содомитами? – спросила Бару.

Все изумленно уставились на Бару.

– Каленым железом их, конечно, – сказал матрос. – Пш-шшш!

– Да вы, наверное, и дома такого насмотрелись, – проворчал его приятель.

Бару равнодушно пожала плечами. Она не собиралась демонстрировать им свою боль. «Наверное, именно так умер отец Сальм», – подумала она.

Когда «Лаптиар» добирался до очередного порта, Бару и Мер Ло сходили на берег. В такие часы Бару диктовала секретарю подробные заметки обо всем, что попадалось на глаза.

В городишке под названием Шанси, населенном поразительно светлокожими, общительными и приветливыми северянами, они посетили госпиталь, где содержались больные раком.

Кердин Фарьер шагал вдоль ряда кроватей, внимательно осматривая меланомы, и изредка комментировал состояние пациентов. Хотя, по его мнению, их светлая кожа являлась обычной для стахечиоидной расы в этих широтах, Кердин был явно чем-то озабочен.

– Вот что внушает мне опасения, – пробурчал он. – Придется спаривать их друг с другом, а там посмотрим, нельзя ли развить их лучшие характерные черты. Будем надеяться, что их удастся специализировать…

Он покосился на Бару и продолжил с неожиданным энтузиазмом:

– Ордвинцы – смесь подобного стахечиоидного типа с кровью имперских майя и неустойчивого расового типа туземных бельтиков. Кто знает, вдруг тебе представится возможность организовать экспериментальный брак. Мой коллега Исихаст постоянно ищет новые кровные линии для очистки.

Отметив его интерес, Бару забеспокоилась. Его бесцеремонные игры с наследственностью и евгеникой не просто нервировали, они пугали. Когда он заговаривал об инкрастицизме, в ее ушах вновь эхом звучало предостережение Аминаты. Бару вспоминала об ужасной судьбе, ожидавшей содомита или трайбадистку, и думала: «Я тоже участвую в этом, но вовсе не обязана любить доктрину. Я должна играть свою роль. Я обязана выжить и получить власть. Тогда я смогу положить этому конец».

Маскарад преподал ей систематику любых разновидностей порока. Но первыми учителями Бару оказались ее родители.

Ее душа, образ мыслей и восприятие не изменились. Она оставалась сама собой.

Воздух сделался холоднее. Следуя за буревестниками, «Лаптиар» повернул на северо-восток. Бару изучала свои заметки, раскладывая в памяти по полочкам князей, княгинь и их княжества – персоналии, законы, непроизносимые родовые имена.

Каково это будет – встретиться с незнакомыми людьми лицом к лицу, смотреть на них свысока, подчинять своей воле?

Сумеет ли она выстоять против князей Отсфира и Лизаксу – низкорослого, коренастого, как барсук, коротышки и великана ростом едва ли не с сосну – и заявить, что обложит налогом их речную торговлю? Отправятся ли они шептаться со своей старой северной соперницей, Глиняной Бабкой Эребог, замышляя месть? Достанет ли ей смелости написать Наяуру, известной как Строительница Плотин… и заодно Коровьей Царице Игуаке: «Привет тебе, юная и гордая всенародно любимая Наяуру! Приветствую и тебя, Игуаке, повелительница всея молока и шерсти, чья мощь – в рогах и копытах бесчисленных стад. Вижу, вы усердно поработали, чтобы поделить меж собой центральную часть Ордвинна и создать великий союз, подчинив себе трех гордых князей. Но это не важно, благородные дамы. Я назначена сюда как самая достойная и явилась забрать ваше богатство во имя далекого Фалькреста…»

Бару рисковала навлечь на себя гнев рожденных для власти.

Кроме того, в ее заметках имелись странные пробелы. Вот Незримый Князь Лахта, правящий в Пактимонте с помощью своего благородного титула. Любопытно, но он даже не появляется на людях. В чем его сила? Кто он на самом деле?

Отчего ей сообщили имена прежних имперских счетоводов, Су Олонори и его предшественницы, Фаре Танифель, но умолчали о причинах их отставки? Почему ни слова не сказано об ожидающих ее подчиненных? А ведь они есть – бюрократическому механизму Имперской Республики не обойтись без штата чиновников-винтиков!

– Чего Империя Масок боится в Ордвинне больше всего? – спросила она у Кердина Фарьера.

Кердин оживился.

– Парламент, как всегда, страшится, что налоговый период не принесет Маскараду истинного процветания, – заговорил он, заговорщически склонившись к Бару. – Но тот, кто заглянет дальше, вспомнит о некоторых… затруднениях, с которыми сталкивался наш режим. Возможно, с этими затруднениями еще не удалось справиться. Учитывая давность и сложность истории Ордвинна… данную мозаику трудно сложить воедино так, чтобы она не рассыпалась вновь.

– Что случилось с прежними счетоводами? – осведомилась Бару. – Их звали Су Олонори и Фаре Танифель?

Он лишь ехидно улыбнулся:

– Откуда невежественному торговцу шерстью знать такое?

Наконец настало утро прибытия, и «Лаптиар» вошел в гавань Пактимонта. Поднявшись на палубу, Бару увидела суровую каменную кладку и вороненое железо башен на фоне далеких белых гор, подпиравших вершинами брюхо неба. Красота, запертая в клетке…

Порт-Рог ждал их. Руины сторожевых башен, расстрелянных и сожженных военным флотом Маскарада двадцать лет назад, лежали у входа в гавань, подобно мертвецам, которых оставили без погребения в назидание живым. Саму гавань охраняла пара огромных фрегатов-огненосцев под красными парусами Империи. С них донесся звон склянок: они приветствовали «Лаптиар», поздравляли со своевременным прибытием. А еще они отбивали шифрованные сигналы, предназначенные для ушей капитанов и адмиралов, – наверное, «беспорядки на берегу», или «пиратское судно», или просто «все спокойно».

Бару стояла на носу «Лаптиара». Над ней хлопотал Мер Ло:

– Для женщин здесь предпочтительны платья. Полагаю, вы могли бы сойти за туземку – кожа у вас прямо-таки майянская, однако форма носа… Но если хотите сразу заявить о себе – что ж, можно и штаны!

И секретарь застегнул ей обшлага и иолы куртки. Тренировочный клинок Бару оставила в багаже: она решила, что он будет выглядеть несерьезно, хотя символический кошель на цепи, свисающий с пояса, плохо смотрелся рядом с пустыми ножнами.

– Лейтенант Амината! – окликнула она.

С самого отплытия они не обменялись ни словом. Особенно тщательно Бару избегала ее во время буйных и шумных всеобщих помывок. Сейчас Амината подошла к ней покачивающейся матросской походкой – шаг нестроевой, мундир нараспашку, словно вызов пронизывающему ветру.

– Здесь, ваше превосходительство, – отчеканила она без сарказма. – Чем могу служить?

– Мне нужен клинок. Подходящий для таких условий… – Бару указала на узкие улочки раскинувшегося перед ними города. – Здесь, похоже, тесно.